Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А еще душу грела мысль, что когда-нибудь Яшин познакомит ее со своей мамой. Он же обещал.
С этими приятными мыслями экскурсовод Синицкая и заснула крепким здоровым сном.
* * *
Казанский кремль поражал воображение.
Синицкая под руку с Яшиным вошли в кремль Казани через ворота Спасской башни.
— Неужели она тоже называется Спасская? Как и в Московском Кремле? — поинтересовался Володя.
— Да, представь себе, тоже. Здесь надвратная церковь Спаса Нерукотворного, по ней башня и получила свое название, — с улыбкой ответила Лена.
— Ух ты, тут, как и на московской Спасской, часы есть! — задрав голову вверх, впечатлился Яшин. — Они старинные, наверное?
— Да нет, какие старинные? Раньше здесь, конечно, были какие-то древние часы. А это современные, с автоматическим боем, они установлены в семидесятых годах двадцатого века.
— Знаешь, ты так интересно и увлекательно рассказываешь! Сразу видно, профессиональный экскурсовод, — сделал девушке комплимент Володя.
Затяжной дождь наконец-то закончился, и столица Татарстана порадовала гостей ясной солнечной погодой.
— Ну, так что именно мы ищем? Командуй, гражданин-начальник, — взяв под козырек, ухмыльнулся следователь.
— Что именно ищем, не знаю. Но как только увижу, сразу пойму, — серьезно ответила Синицкая.
— Мы куда сначала зайдем — в Благовещенский собор или в мечеть?
— Я думаю, и туда, и сюда. Грех не воспользоваться таким шансом — посетить уникальные достопримечательности. Что мне нравится в Казани, так это то, что совсем рядышком находятся православный храм и мусульманская мечеть. Как в сказках, восток и запад вместе сошлись, — опираясь на руку Володи, сообщила Лена.
— Да, как в сказках, в нашей стране, в Казани живут на одной улице, в одном доме и татары, и русские, и представители разных национальностей и конфессий.
Так, мило беседуя, как обычная парочка туристов, Яшин с Синицкой под руку прошли к Благовещенскому собору, древнейшей из кремлевских построек.
Это монументальное сооружение выглядело очень красиво. Солнечные лучи освещали четыре большие небесно-голубые главы и золотой купол храма.
Внутреннее убранство собора потрясло следователя Яшина. Давно он не посещал церковь, хотя в глубине души считал себя истинным православным христианином. Но ни один пост он ни разу не держал, причащался последний раз лет десять назад, да и забежать в церковь даже просто поставить свечку за здравие родных и близких, и то ему было некогда.
Он с интересом рассматривал богатый позолоченный иконостас и яркие сочные фрески на стенах и сводах собора. Особое впечатление оставила большая икона Божьей Матери в полутемном приделе храма.
Туристов, как и самих прихожан, сегодня было мало, только несколько старушек-богомолок и праздных зевак бродили по храму.
Лена купила несколько свечек, поставила их в глубине, возле иконы Богоматери, а потом подошла к Владимиру и прошептала ему на ухо:
— Уважаемый следователь, я здесь ничего не нашла. Да я и не знаю, что искать.
— Я тем более не знаю. Давай еще раз тут осмотримся.
Они вдвоем еще раз обошли весь храм, пытаясь заглянуть во все места, куда возможно.
— Как ты думаешь, за алтарную перегородку нас пустят? — скосив глаза в сторону алтаря, спросил вполголоса Яшин.
— Точно не пустят, — уверенно ответила Лена. — И я думаю, что должна быть какая-то подсказка, какой-то знак.
— А что там в дневнике точно было сказано? Может, мы вообще зря сюда приехали?
— В дневнике «К-Ш. Каз.» — вот мы и решили, что это Казанская мечеть Кул-Шариф.
— Ну да, все правильно, подходит. Тем более что есть яркая связь с нашим собором Василия.
Они еще раз все внимательно осмотрели, обойдя храм по периметру.
— Теперь пошли в мечеть, ведь в дневнике ясно написано «К-Ш» — Кул-Шариф.
Выйдя из собора и пройдя через уютный скверик мимо современного памятника, они подошли к мечети.
— В поезде я тоже почитал о мечети, чтобы не ударить в грязь лицом, так сказать. А то мне уже неудобно перед тобой, перед твоими неиссякаемыми историческими знаниями, — улыбнулся Владимир.
Лена зарделась от смущения. У нее даже уши покраснели. Она смогла только промямлить:
— Да ладно тебе, это же моя работа — экскурсии водить.
— Ты знаешь, а мне очень нравится твоя работа, — подмигнул ей Яшин.
— А мой бывший муж постоянно смеялся над моей деятельностью, он говорил, что я всего лишь говорящий магнитофон, что болтаю, как дрессированный попугайчик, — сконфузилась Лена.
Чтобы немного сгладить неловкость от своих слов, Синицкая спросила:
— Владимир, а новостей по нашему делу никаких нет? Вам не звонили?
— Нет, к сожалению, пока все без изменений. Мне утром звонил мой коллега, друг хороший, тоже следователь. Он также работает по этому делу, сказал, что пока ничего интересного нет. Слушай, а это что такое красивое? — Он указал рукой куда-то в сторону, за мечеть.
— Ой, это башня Сююмбике, она датируется второй половиной семнадцатого — началом восемнадцатого века. Вообще, точная дата ее постройки, как и предназначение, не известны, но явно бросается в глаза, что она выбивается из общего архитектурного замысла. С ней связана прекрасная романтическая история.
— Куда уж без любви-то! Тем более в семнадцатом веке! — ухмыльнулся Яшин.
— А вот не надо смеяться! Там очень интересная легенда про красавицу Сююмбике и ее трагическую смерть, но это все потом. Тем более, что мы подошли к мечети Кул-Шариф.
— Да, любовь — это замечательно! — подтвердил Яшин.
При этих словах Лена помрачнела, вспомнив про утренний разговор с «заей».
Огромная мечеть с изумительными пересекающимися арками и стрельчатыми витражными окнами поражала своей неординарной архитектурой и совсем не была похожа на новодел. На бирюзовом куполе, на стеклах окон в виде тюльпанов сверкали солнечные зайчики.
Но когда через двадцать минут Лена и Володя вышли из мечети, настроение у них было испорчено.
— Мы просмотрели там все, что можно и что нельзя, но ничего не нашли. Я даже не представляю, где там еще можно искать, — ворчал Яшин.
— Я тоже не знаю. Я думаю, что-то должно быть, мы просто его проглядели, а оно лежит на поверхности, — ответила Лена.
Они сели на скамеечку в небольшом сквере недалеко от мечети.
— Мечеть была построена в две тысячи пятом году. Михаил Осипович уже умер к тому времени, его не стало в две тысячи четвертом — скончался от инфаркта. Он не мог ничего спрятать в недостроенном здании, да и как он туда попал бы? — рассуждала вслух Лена.