Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но она снова подвела его к виселице.
— Нет, Полина. Карину отвели к врачу, беременность подтвердилась. Срок 8 недель. Я уверен, она бы скрывала и дальше, но все вскрылось, когда Ковалев купил тест на беременность. В том числе вскрылось и письмо, и планируемый побег.
8 недель…
Это ровно начало апреля, когда я впервые увидела Басманова. Когда он ворвался в мою жизнь.
— Плод подставляет под угрозу все: власть, уважение семьи, авторитет отца, понимаешь?
Качаю головой: мне не понять.
— На брак с Кариной согласился уважаемый человек. Он готов был смыть позор с нашей семьи, но теперь… — Рустам сильнее сжимает руль и поворачивает направо, — теперь либо аборт, либо огромные проблемы в городе.
Неужели Рустам не понял, что брат покупал тест для меня? Впрочем, вкупе с письмом о побеге тест действительно приобретает совсем иной оттенок. Эмоции, вызванные провокационным письмом, подкрашивают оттенки, регулируют восприятие… здесь невозможно подумать о других вариантах.
Тем более, Рустам все еще верит в мою честность. Он верит, что я всегда буду говорить ему правду… но теперь это не так.
Теперь я должна думать не только о себе, но и о малыше. На их братской войне ему не место.
А Рустам продолжал распаляться и твердить о войне:
— У нас Волгоград в планах был, но теперь мы значительно ослабли. Булат и Эмин воспользуются этим непременно. Информация и есть власть. Уважение и дань традициям — и есть власть. Если позор всплывет, мы можем лишиться поддержки всех уважаемых семей в столице и за ее пределами. Ты не понимаешь, что эти двое натворили, Полина!
Понимаю. Мы с братом принесли ему огромные проблемы.
И ведь все действительно выглядит так, словно эти двое готовились к побегу. У Карины не было шансов незаметно сходить к врачу, и единственный способ наверняка узнать о беременности — тест, который мог купить только Макс.
Единственный, за ком не следили Басмановы.
Как мы с братом наивно предполагали…
— И что теперь? — шепчу в задумчивости, держа чертовое письмо в руках.
— Мне жаль, что все так сложилось. Я был обязан вывезти тебя из города, чтобы ты не создала проблем и шума.
Проблем и шума…
Все должно остаться в тайне. Карине тихо сделают аборт, громко выдадут замуж, а от Макса незаметно избавятся. Проблем нет — Волгоград снова может стать их.
Автомобиль Басманова резко затормозил, и я оглядела старое заброшенное здание.
Здесь меня убьют за предательство?
Я ведь останусь единственным свидетелем позора их семейства…
— Ты снова обманула меня. Ты помогала Карине с братом, а я… я снова хочу сделать тебе подарок, родная.
Голос Рустама в мрачной тишине окрашивался в совсем не добрые цвета. Я напряглась.
— Я иду против воли отца. Ты сможешь увидеть Максима.
— Если ты думаешь, что за это я брошусь тебе на шею… — сглатываю громко.
Кулак Басманова вновь летит прямо в руль.
Рустам матерится, он взбешен.
— Ты думаешь, что мне не хреново?! В моих глазах до сих пор стоит твое тело, стремительно падающее вниз. Я чуть не сдох, пока пытался схватить тебя за любую часть тела, твою мать!
Я сжимаюсь, напряженно дыша в темноту.
Порой мне кажется, что я не смогу выносить ребенка. Моя жизнь похожа на эмоциональные качели. То вверх, то вниз — в самый ад…
— Карина сделает аборт и выйдет замуж. Полина, я сдержал обещание в нашу первую встречу и не тронул твоего брата. Но теперь судьба Ковалева в руках моего отца, и здесь я, увы, бессилен. Сейчас ты сможешь увидеться с братом. Это мое последнее слово.
Я сжимаю кулаки, до боли впиваясь ногтями в кожу. В моих глазах собираются слезы.
И онемевшими от ужаса губами я ставлю условие:
— Нет, Рустам. Ты сделаешь все, чтобы спасти моего брата. Иначе между нами все кончено.
Я вскидываю взгляд, напарываясь на такой же горящий, безумный взгляд. Бьюсь о скалы его острого взгляда, но четко, почти по слогам повторяю:
— Я клянусь тебе: иначе между нами все будет кончено.
— А ты не охренела, девочка?
От угрозы в голосе Басманова мне хочется сжаться до немыслимых размеров или превратиться в пылинку, лишь бы он навсегда оставил меня в покое.
Но я не сдаюсь и выпаливаю на одном дыхании:
— Это мое последнее слово, Рустам.
Будь его воля, Рустам бы вновь ударил по рулю. И еще раз, и еще. Вновь и вновь — до тех пор, пока я не отступлю.
Однако, вскоре вместо ожидаемой бури в салоне раздается тяжелое дыхание.
Его дыхание.
— Последнее слово, говоришь? И что же ты сделаешь, сбежишь? — вкрадчиво уточняет Басманов.
— Мне не придется сбегать, — тихо выдавливаю я.
— Поясни, родная, — слышу, как скрипят его зубы.
— Ты сам сбежишь от моей ненависти.
Я поднимаю глаза и обвожу его лицо внимательным взглядом. Таким болючим взглядом, что Рустам невольно отшатывается от меня настолько, насколько позволяет салон его железного коня.
Дьявол отшатнулся и сжал кулаки. Все идет не по его планам — я его не слушаюсь. Я не становлюсь покорной, не плавлюсь в его руках подобно пластилину.
Через несколько секунд сильно хлопает водительская дверь. Мрачная фигура Рустама некоторое время маячит у капота — он собирается с силами. И лишь после этого распахивает мою дверь. Также резко и грубо.
— Выходи! — велит сквозь зубы.
Я слушаюсь. Если я хочу спасти брата, то сейчас я должна слушаться.
Я покидаю салон автомобиля, окунаясь в летнюю прохладу ночи, и тут же оказываюсь прижатой к автомобилю. Летнее платье задирается до бедер, и распаленная кожа касается прохладной стали.
— Не смей мне угрожать, — цедит он.
— Не смею, — шепчу в ответ.
— Не смей!
Я усмехаюсь ему в лицо. Басманов злится, потому что осознает свое поражение.
Ведь я не отступлю. Он читает это в моих глазах.
— Неужели со своим братом ты бы смог поступить также, как поступаешь с моим братом?
Мой вопрос оказывается риторическим. Молча Рустам закрывает машину и отлепляет меня от нее, толкая в неизвестность.
Дьявол не ответил. Молча провел мимо мрачных деревьев и завел в пустое заброшенное здание. Сегодня я уже не надеялась попасть домой.
С каждым шагом мое сердце билось сильнее, а дыхание сбивалось. Ноги путались, и я шла откровенно наощупь, и лишь изредка Рустам хватал меня за руку и задавал направление. Здесь царила темнота, и только в одном месте показался отблеск света.