– Назвался гусем, – возразил Гриць, – спасайРим!.. У тебя получится. Ты москвич?

– Москвич, – ответил я. – А ты?

Гриць почему-то угрюмо промолчал, зато Сергей сказал ехидно:

– Есть такой город – ASS-трахань…

Я сказал утешающе:

– Ничего, любви все полости покорны. Комп в порядке, простодиск зачем-то отформатили.

Гриць посмотрел на Сергея, сказал угрожающе:

– А тебе, любимый мной, лететь с одним крылом…

Процесс инсталляции Windows с полчаса да занимает, яперебирал в своем чемоданчике лазерные диски, Сергей и Гриць уже отложилиалебарды и забросили осточертевшие кости, чесали языками, рассказывали оКононе, Козаровском, обитателях особняка.

Помимо самого Конона и Светланы Васильевны, здесь живутчетверо охранников, пятый – их шеф, Козаровский, в прошлом полковник КГБ,Нюрка, а еще здесь ежедневно двое приходящих: садовник и секретарша. Правда,садовник приходит через день, а секретарша вовсе в отпуске…

Сам Конон, оказывается, начинал простым слесарем на заводе,быстро дорос до бригадира, но потом его избрали секретарем заводской партийнойорганизации, чуть позже вообще забрали в обком, дослужился до секретаря, нозатем был переведен «на укрепление рядов» в оборонку.

Именно на оборонке я его и встретил. Потом эта перестройка,приватизация, ваучеризация, из которой Конон вышел крупным владельцем.Владельцем чего, я так и не понял, а Сергей и Гриць не уточнили, сами не знают,но слышали, что Конон имеет долю и в нефтяном бизнесе, и в водочном, а парапрестижных ресторанов в центральной части города принадлежит ему.

Работает он здесь, в особняке. Правда, в Москве есть офис,даже не один, но, как все у нас водится, важные дела решаются в банях, наохотах, банкетах, за шашлычками на свежем воздухе. Так что, возможно, в тотпервый день среди импозантных NPC были и менее приметные, но подлинные ЛПР…

Сегодня меня позвали обедать в нижний зал. Камин, к счастью,не полыхал, а за столом, кроме Конона, уже трудились Козаровский и Сергей.Конон кивнул мне на свободное место на дальнем конце стола, сам ел быстро, нокак-то машинально, на лбу глубокие складки, а когда ложка заскребла по днутарелки, в раздражении оглянулся:

– Где десерт?.. Вечно копается… Нет, Сергей, ты со своимпацифизмом не туда заехал! В любом племени, любом биологическом виде рыб,тараканов, птиц, людей – есть слабые и сильные. Всегда так было, на этомжизнь стоит, никуда не денешься… Но только у людей слабые не вымирают, а живут!Им даже помогают выжить. Даже совсем никчемных и всяких уродцев спасают!И как-то забывается, что эти уродцы занимают места здоровых… Однако жедавайте смотреть правде в глаза: в роду человеческом правят все-таки сильные.Да не вздувай мускулы, не вздувай! Когда я говорю о сильных, я имею в видусильных в своем биовиде. Для птиц сильные те, у кого крылья крепче, у рыбплавники, у людей – мозги.

Сергей с разочарованным видом уменьшился вместе со всемнабором мускулов. Это было похоже на затормозивший МАЗ, что разом оседает наспустивших колесах. Я помалкивал, трудно что-то говорить, когда слышишьочевидное. Поддакивать так же глупо, как и возражать. Я только не понимал,из-за чего начался этот разговор, который я перехватил на середине.

– Когда-то, – продолжал Конон, – я помню, какорали при советской власти: вот, мол, как плохо, что все диктуют сверху! Мол,дали бы нашему директору этот завод в собственность, он бы ого-го какразвернулся! И продукция была бы без брака, и нам бы платил в десять разбольше… Что, не говорили так?

Козаровский подтвердил:

– Говорили. Всюду. Везде.

– Так чего жаловаться сейчас на несправедливостьприватизации? Ведь они же, инженеры и рабочие, весь, как говорится,сознательный советский народ предлагал отдать в собственность государственныезаводы и фабрики! Вот так просто взять и отдать. Директору бани – баню,директору завода – завод, председателю колхоза – колхоз.А вместо этого им, убогим недоумкам… я имею в виду не директоров, а всю тунегодующую массу… им дали шанс поучаствовать в великом разделе! В самомделе, дали. Все получили эти ваучеры. Все! Ну и что? Кто был лохом присоветской власти, тот остается лохом при нынешней. Энергичные снова все взялисебе – уже на законном основании! – а убогонькие все так же как всоплях с головы до ног – в воплях о несправедливости. А когда для нихвозможна та справедливость, которую они хотят? То есть лежать на печи, а имчтоб подносили калачи?

Козаровский сказал сочувствующе:

– Да что вы, Илья Юрьевич! Все всё понимают.

– Если бы, – вздохнул Конон. Он коротко взглянул наменя. – Если бы.

Мне почудилось, что Конон вроде бы оправдывается. Я небог знает какая величина… вообще-то я себя считаю величиной, но не настаиваю,чтобы мою гениальность все сразу заметили и кланялись в ножки. Просто, похоже,Конона достали. Если бы он общался только с ворьем, тогда дело другое, а вотинтеллигенция может воротить нос.

Сергей сказал серьезно:

– Да плюньте, шеф. Бабу с возу, кобылу в позу.У слабаков всегда другие виноваты в их слабости и соплераспускании.А сами сидят и ждут, как верно вы сказали, чтоб им все готовое наблюдечке. И рассуждают о падении нравов и забвении культуры! Но кто бы ниподнес им на этом блюдечке, все равно будет виноват… Не на таком блюдечке!Мало!.. Бумажки мятые!

Конон грустно улыбнулся:

– За годы советской власти инициативных людей повыбили.Истребили. Сперва, после Гражданской, – физически, а в эпоху Сталина ипрочих генсеков – кого физически, кого в лагерь, а остальным простоперекрыли все дороги. Осталась только большая государственная система. Всенаселение – на госбюджете. Частной инициативы – никакой… Так стоит лиудивляться, что когда началась перестройка, то первыми начали создавать фирмыкак раз только писатели и преступники?

Я ощутил, что на этот раз надо вякнуть мне, иначе уженеприлично, и хотя рот еще забит куриным мясом – я вообще-то ем, какгалактическая туманность поглощает туманность поменьше, – я все жепромямлил:

– Почему именно они?

Конон тут же откликнулся так живо, что я понял, мой вопросбыл необходим. А если бы не отреагировал, то… не знаю, наверное, был бы подозрительнымэлементом.

– Удивлен? Да потому, что только они решались протестоватьпротив государственной системы. Каждый, правда, по-своему. Писатели выступали стрибуны и попадали в лагеря, преступники преступали молча… воровали, создавалиподпольные фабрики, артели, браконьерничали, наконец, нарушая госмонополию. Этотебе сейчас чудно, а тогда на писателей смотрели как на потенциальныхпреступников. Даже на самых благонадежных из писателей так смотрели! Мол,сейчас он вроде бы свой, а завтра… Так и бывало, когда, казалось бы,обласканные верхушкой партии писатели вдруг взбрыкивали и начинали воеватьпротив… Я не писатель, нет. Просто, когда я создал свою фирму, то половинаиз тех, с кем сотрудничал, были созданы писателями.