— Алек, я…

— Всё равно ненавидишь меня?

— Люблю тебя, — говорю на выдохе, практически перебивая его.

Он смотрит на меня так, будто мог предполагать обратное. Вялая ухмылка зарождается в уголке его губ.

— Потому что я божественен?

Ну всё, на этот раз он не увернётся. Наигранно издаю звук беспомощного отчаяния и пробую извернуться, чтобы спихнуть его с себя, но вместо этого оказываюсь лишь в новых объятиях, когда Алек перекатывается набок. Он держит меня двумя руками за талию, прижимая к своей твёрдой груди. Мы снова утопаем в изящных, страстных, но медленных поцелуях, а когда оказываемся полностью обессиленными, я могу быть уверена, что за окнами стоит глубокая ночь. Тишина в комнате приобретает плотность, словно кто-то пробует напомнить, что время не останавливало свой ход, как мерещилось на протяжении всего дня и вечера. Оно шло. Наверняка за стенами этого домика происходило много важного, что мы предпочитали игнорировать, сосредоточившись лишь друг на друге. И как бы мне ни хотелось продолжать делать вид, что мира за окнами больше не существует, я не могу унять свербящее чувство совести.

Прислушиваюсь к дыханию Алека, колышущее волосы на моей макушке. Ровное, глубокое и тихое. Его объятия полностью окутывают моё тело, он продолжает держать меня в своих руках так крепко, что остро ощущается эта тонкая грань, разделяющая «идеально» от «нечем дышать». Мне не хочется тревожить его сон, но последние минут пятнадцать не могу избавиться от назойливой мысли, что нужно куда-то двигаться. Если перевернуться сначала к нему спиной, то затем можно будет выскользнуть из-под его руки. Но стоит мне только шелохнуться, Алек тут же приоткрывает один глаз и смотрит на меня сверху так неодобрительно, будто уверен, что я задумала какое-то преступление. Я могла бы солгать, что просто хочу попить воды, но ложь сейчас на языке ощущается как яд, способный что-то разрушить или совсем уничтожить.

— Нас, наверное, уже все потеряли, — молвлю я с неподдающимся объяснению чувством вины.

Но не перед всеми, а только перед Алеком, в глазах которого сразу же промелькивает недовольство.

— И?

Всего в одной букве я слышу сразу столько не озвученных фраз, что мгновенно теряюсь. Я не знаю, как ответить, поэтому сейчас кажется самое лучшее время, чтобы озвучить ложь. По крайней мере, я и не скрываю, что собираюсь обмануть его.

— Ладно, я хочу воды, — говорю, даже не подумав покраснеть, что наглым образом обманываю его, глядя в глаза.

Алек же, однако, предпочитает сделать вид, что я озвучила то, о чём думаю на самом деле.

— Я уже говорил тебе раз, и повторю снова: мы никому ничего не должны, принцесса. — С его открытых глаз сходит вся сонная дымка. Алек выглядит так, словно и не спал вовсе. — Если нам здесь хорошо, мы будем и дальше проводить время здесь, сколько бы это ни длилось.

Иными словами, это не обсуждается. Я обречённо вздыхаю, хотя и не уверена, что хочу с ним спорить.

Алек тем временем беззаботно зевает и переворачивается на спину, и моя нога, переплетенная с его, увлекается за ним, а сама я оказываюсь наполовину лежащей на нём. Алек продолжает сохранять ленивый, безмятежный вид, хотя я чувствую нутром, как его тело напряжённо. Ему не нравится, что я озвучила то, о чём он и сам наверняка думал. Валяться днями напролёт в постели и игнорировать наличие проблем не в его правилах.

Я привожу более весомый аргумент, который предательски не посетил меня раньше.

— Выходные заканчиваются, — напоминаю я Алеку, хотя именно он мне и подкинул эту мысль. — Через часов семь нам так и так придётся сдавать ключи. Поэтому не получится оставаться в постели столько, сколько мы пожелаем.

— Я выкупил дом на неделю, — как бы между прочим сообщает он, и я заостряю на нём укоризненный прищур.

— И когда ты это успел сделать?

— Минут за двадцать до того, как ты ворвалась ко мне в душ, чтобы врезать за проявление эгоизма.

Беспомощно закатываю глаза. Нет, он никогда этого не забудет.

— Всегда знаешь всё наперёд?

Я будто осуждаю его, хотя и сама не могу понять, почему меня должно раздражать, что он предвидит большую часть всего. Вчера это вполне бы понадобилось, если бы он предвидел, что окажется раненым.

Алек мне дарит развязную, хитрую ухмылку.

— Мог же я просто помечтать, что холодная война между нами всё же закончится?

Он говорит это с улыбкой, но она не касается его пристальных глаз. А ещё он ждёт ответа. Причём явно выходящего за односложные «да и нет». Но я не спешу ему что-то объяснять, вместо этого выдаю собственную порцию претензий.

— Как я мечтала, чтобы ты перестал быть упёртой задницей?

Алек издаёт весьма драматизированный стон, откидывая голову чуть назад, и глядит в потолок.

— И с чего я решил, что будет всё просто?

Риторический вопрос, но вот на него у меня точно есть ответ.

— Может быть, потому что привык решать девяносто девять процентов конфликтов поцелуями и соблазнением?

На это Алек тут же приподнимает голову, отрывая её от подушки. Вижу в его глазах зарождающееся возражение, но он, как всегда, находит, как парировать в своей излюбленной манере.

— Жаль вот только на гибридов и прочих не действуют эти методы. Уверен, это бы действительно избавило меня от головных болей.

Безраздумно закатываю глаза, просто машинально, но неожиданно чувствую, что в воздухе скапливается напряжение. Моё. Его. Каждый из нас что-то да имеет, что в своё время пожелал оставить не озвученным, и сейчас оно грозится вырваться наружу. Я понимаю, что не хочу больше поддерживать эту игру «острых языков». Я хочу говорить правду.

— Я не могу перестать злиться, сколько бы ни теряла голову в происходящем, — я говорю, не глядя на Алека.

В пустоту комнаты, в черноту дверного проёма. Хоть куда, только не на него. Знаю, что всё будет потеряно, стоит только попасться в плен темноты его глаз.

Сажусь, притягивая покрывало к груди, и на этот раз это очень легко сделать, рука Алека внезапно оказывается просто лежащей рядом со мной. И когда только успел?

Я вздыхаю и массирую виски.

— И я не воевала с тобой, просто устала, что ты никак не можешь поверить в меня и мою полезность, — на удивление смело говорю я, а затем не менее смело смотрю ему в глаза, поворачивая голову. — Ты не можешь отрицать, что вчера я оказалась полезной.

Не совсем так. Был больше полезен Елай, однако я не сдалась, хотя была и близка к этому. Но это не причина, чтобы возражение покинуло глаза Алека. Он настроен скептично, и по-прежнему упрям.

— Можешь считать меня последним подонком, но я всё равно хочу, чтобы ты держалась от этого подальше, принцесса. И всячески этому буду содействовать.