И вот сейчас. Прекрасный, разворачивающийся в реальном времени рассказ о женщине-фантазерке. Пальцы Бога подняли меня и поместили в неправильном месте, в неправильное время, и я представила, что кто-то, кто просто вышел на пробежку, пытался напасть на меня.

Его жизнь изменилась, и гораздо больше, чем моя. Я заслужила наказания. Самое худшее – это его раны, его жизнь.

Рубен откашлялся.

– И в чем суть всего этого? Она неопасна, ее не нужно изолировать. Скорее всего даже он не хочет, чтобы ее посадили в тюрьму.

– Меня вам убеждать не надо, – Сара отвечает ему даже с какой-то добротой в голосе, а не в своей обычной авторитарной манере.

– Наказать и подавить. – Рубен же говорит с ней голосом, которым обычно разговаривает с консерваторами.

Замечаю, как Сара непроизвольно отодвигается от него. Чего Рубен не понимает, так это того, что он никогда не сможет поменять чьего-либо мнения.

– Это же и есть цель тюрьмы, не так ли?

– Да, но…

– Ее не надо наказывать, она не собирается делать этого снова. А что дальше? Попытаться исправить ее? Приставить к ней офицера надзора? Вариант. Она оказалась не в том месте, не в то время. Еще одна цель тюрьмы – изолировать нарушителей из общества, верно? Потому что они опасны. Но она же – нет. Я просто не понимаю, почему… Ей же грозит солидный тюремный срок, так?

Сара ничего не отвечает, только кидает на меня быстрый взгляд. Она знает, что я не хочу ничего знать, поэтому молчит, она хороший адвокат.

– Вы упустили одно.

– Что? – спрашивает Рубен.

– Правосудие.

– Правосудие? – повышает он голос.

– Это закон, – говорит Сара, широко разводя руками. – Обвинение должно доказать, что Джоанна нарушила закон. Она невиновна, вот за что мы боремся. Самооборона, ошибка. Если мы докажем, что ошибка была совершена ненамеренно, по недосмотру, то тогда закон будет рассматривать ваше дело, как будто бы это был Сэдик. Затем нам нужно будет доказать только, что вы действовали в рамках самообороны.

Я думаю об Имране и его чае. Но тихий, слабый голос на задворках моего сознания соглашается с Рубеном: в чем польза наказания? Что изменится для Имрана, если я сяду в тюрьму? Для чего это все? Эта мысль похожа на дождевое облако, перемещающееся по моему сознанию. В чем смысл?

Если вы совершили преступление – вы заслуживаете наказания. Это закон Великобритании. Идея в том, что закон должен учесть все возможные причины и оправдания. Если у вас таковых нет, вы получаете наказание.

Я ничего не говорю, я не хороший человек.

– Но это была ошибка, – продолжает Сара. – И на этот случай есть закон, который на нашей стороне… Я думаю, это наш лучший вариант, хотя он используется не очень часто. Сэдик должен помочь. Я буду убеждать его, что лучше всего быть честным – помочь доказать, что с вашей стороны это была ошибка. – Ее черты смягчились, и я вижу даже какую-то симпатию, а не только юридические объяснения. Возвращалась ли она когда-нибудь одна домой после веселого вечера? Возможно, она избежала пули, которая попала в меня.

– Ошибка, – говорю я. Все это было ошибкой.

– Да, мы используем термин «ошибка» для того, чтобы подчеркнуть вашу убежденность в том, что жертва была другим человеком, и затем будем говорить о самообороне.

– Хорошо.

Я протягиваю руку и касаюсь одного из лепестков лилии. Цветок пластиковый, и пыльца тоже пластиковая. Они выглядели очень реально, если бы не тонкий слой пыли.

– У нас получится, – говорит Сара.

– Хорошо.

– У нас получится.

– Да, – я киваю.

– Тогда давайте приступим. Нам нужно вместе составить заявление для защиты. Ваши доказательства. – Она поворачивается к Рубену. – Итак, согласно записи телефонных звонков, Джоанна звонила вам в одиннадцать тридцать три.

– Верно.

– И как звучал ее голос?

– Ну… испуганно, – сказал Рубен, глядя на меня.

Сара смотрит на меня.

– Так, вы повесили трубку, затем вы должны были дойти до…

– Я не знаю.

– Вы позвонили в службу спасения в одиннадцать тридцать девять.

Я вынуждена соображать быстро.

– Все и случилось в одиннадцать тридцать девять.

Но в действительности, конечно, это произошло в одиннадцать тридцать четыре, сразу после того, как звонок Рубену оборвался. Остальное было… остальное как в тумане.

– Итак, вас преследовали, пока вы разговаривали с Рубеном, а потом еще в течение пять минут.

– Да, – вру я.

– Хорошо, – говорит Сара, – И где вы были, когда позвонили Рубену?

Говорила ли я ему, что была рядом с мостом? Не думаю.

– У бара, – говорю я, надеясь, что более точных записей телефонных звонков не будет. Я благодарю небо за то, что Рубен отключил мне GPS, заявив, что «Фейсбук» отслеживает каждый мой шаг.

Сара записывает. Потом смотрит на Рубена:

– И вы согласны со сказанным? Все подтверждаете?

– Все, что говорит Джо, – правда, – говорит Рубен, и в голосе его слышно доверие.

* * *

Мы с Рубеном сидим в машине у офиса Сары и молчим. Это один из тех январских дней, когда кажется, что небо никогда не посветлеет, а дождь стучит так, как будто бог барабанит пальцами по крыше машины. Несколько лет назад я заставила Рубена поехать со мной на музыкальный фестиваль, ради выступления группы The Killers, и тогда тоже шел дождь. «Ты же ненавидишь все это, правда?» – спросила я Рубена, когда мы также сидели в машине. Он кивнул и улыбнулся. «Никогда не заставляй меня снова ездить с тобой по фестивалям», – ответил он, газуя, чтобы машина выбралась из грязи. Выехать нам не удалось и пришлось вызывать эвакуатор, так что все затянулось до темноты. По пути домой я не могла перестать смеяться и, в конце концов, Рубен тоже развеселился.

– Не могу поверить, что у него такие серьезные травмы, – говорит наконец Рубен. Его голос звучит низко, хрипло.

– Я… Я тоже.

– Он даст показания, если достаточно восстановится, – продолжает муж. – И мы… мы увидим его в суде, человека, которого ты…

– Я знаю, – говорю я тихо. – Я знаю.

– Чувствую себя козлом из-за того, как это все звучит. Будто я обвинитель.

– Да нет. Просто такая дерьмовая ситуация.

– Да. Если бы только тебя там не было… Ты ведь не поджидала его, чтобы покалечить.

Я вижу, как он борется с принятием происходящего. С моим преступлением, с законом – со всем.

– В смысле, ты же ничего плохого не сделала. Так ведь? – продолжает мой муж, и, когда он поворачивается ко мне, в его глазах отчаяние.