решить эту проблему, проблему порядка, но также и осознания, идентификации, предвидения и предсказания. Есть опасения, что мечта о самопрозрачном человечестве, лишенном всякой тайны, может оказаться катастрофической иллюзией. Пока что основную тяжесть этого несут на себе мигранты и беженцы. В долгосрочной перспективе нет никакой уверенности в том, что они будут единственными.

В таких условиях как еще можно противостоять претензиям одной из провинций мира на всеобщее право хищничества, если не осмелиться представить себе невозможное - отмену границ, то есть предоставление всем обитателям Земли - как людям, так и нелюдям - неотъемлемого права на свободу передвижения по планете?

 

Негативный мессианизм

Моменты обострения могут быть по-настоящему пугающими. Это происходит потому, что в самый разгар ужаса многие внезапно приходят к осознанию того, что все может стать еще более ужасным. Они внезапно просыпаются с осознанием того, что события, которые они всегда считали маловероятными, могут произойти на самом деле, и в итоге им придется пережить гораздо больше, чем они ожидали или к чему были готовы. Действительно, во всем мире, в том числе и в самых богатых уголках планеты, многие готовятся к катастрофе. Значительное число технарей и апокалиптических либертарианцев в таких местах, как Кремниевая долина, действительно верят, что наступит конец света. Они убеждены, что человеческий род движется к темному будущему, к эсхатологическому моменту, который может означать либо конец его истории на Земле, либо возвращение к некоему идиллическому прошлому.

 

По мере того как доверие к свободе и демократии ослабевает, паранойя все чаще становится доминирующим языком как власти, так и тех, кто ей противостоит. Неприятие народного голосования, эгалитаризма и плюрализма является краеугольным камнем "темного Просвещения", политической религии, которая оплакивает то, что она воспринимает как "избыток демократии". Таким образом, она призывает к выходу из демократического общества и к тотальной корпоративной и абсолютной диктатуре. Используя знакомые тропы белой виктимности, это кредо подтверждает миф о "человеческом биоразнообразии" и о предполагаемых различиях в интеллекте между расами. Оно поддерживает мечты о будущем обществе, полностью управляемом технологиями, и специально выделяет "часть мира для нерегулируемых экспериментов".

Таким образом, наше время характеризуется различными квазиметафизическими установками. Каждая из них опирается на определенную теологию будущего. В первой констелляции будущее находится в прошлом. Во второй - оно принципиально открывается в Небытие. Мир находится на пути к крепостному праву, и конец его близок. Разрушение неизбежно, а поскольку грядущее все равно уничтожит всех нас, многие спрашивают: "Зачем ждать? Давайте уже начнем. Давайте покончим со всем этим сейчас". Другая конфигурация празднует тот факт, что человеческий разум, похоже, достиг своих пределов. Фундаменты истины теперь могут быть лучше выражены в форме алгоритмического мышления машин разного рода, способных принимать решения.

Многие современные версии мессианства принимают форму американской теологии процветания. Здесь показное потребление является одновременно актом веры и инвестицией в свои будущие благословения. Дихотомия между священным и профанным стерта, чудеса становятся основным товаром. Траты превращаются в "высшее призвание, а духовный пафос - в пышное зрелище". Утверждается, что чудеса исцеления совершаются, а опухоли, серповидно-клеточная анемия и эмфизема подавляются молитвой и ежедневными крещениями. Являясь формой казино-мессианизма, теория процветания представляет собой тематический парк, триумф обмана. С помощью евангельских развлечений она заманивает потребителей внутрь и заманивает их в ловушку наркотических зрелищ, а затем выплевывает их "с заметно полегчавшими карманами".

В другой констелляции, сочетающей технофилию и миллерианство, вновь активизируется старое стремление к бессмертию. Вера в то, что технология преодолеет "грубые эмпирические факты человеческой жизни", то есть саму смерть. Последняя больше не считается необратимой. Считается, что крионическая консервация (которая предполагает замораживание части трупов для последующего воскрешения) может открыть дверь к неограниченной продолжительности жизни. В конечном итоге может быть загружена цифровая репликация человеческого разума и сняты естественные, социальные и биологические ограничения на самоактуализацию и самореализацию.2 Несмотря на ложную надежду, что технологии однажды оживят людей, которые были крионически сохранены и "витрифицированы", время благоприятствует негативному мессианизму. Вся сила мессианизма заключается в концепции грядущего искупления. Самый драматичный пример искупления в истории человечества - это искупление раба. Мессианство изначально связано с покупкой рабов Богом. Человеческое существо, ранее принадлежавшее хозяину, раб объявляется "купленным" Богом, который, возвращая пленнику полную стоимость, фактически выкупает его. Акт искупления предполагает цену.

В паулинистской традиции эта цена - кровь Христа. Чтобы освободить раба, выкуп дается из крови самого Бога.

В отличие от библейского мессианизма, современных аватаров мессианизма не волнует судьба раба. Негативный мессианизм - это такой мессианизм, который либо утратил идею искупления как таковую, либо свелся к грубой вере в искупительную силу кровопролития. Речь идет не о спасении. В своей малой версии она посвящена выживанию и готовности жертвовать собой или быть принесенной в жертву. Его цель - превратить всепрощающего Бога в этнического и гневного. В своем основном варианте она посвящена коллективному самоубийству перед Апокалипсисом. В самом технически-утопическом варианте "будущее - это встревоженная птица, которая летает кругами над жаркой, плоской, переполненной людьми землей и тянет время, пока управляемый Изисом беспилотник не распылит ей в лицо оружие птичьего гриппа. Что еще он может сделать? Время идет, и ничто не может быть устойчивым. Моря кипят, грязные от пластиковых пакетов и тонущих белых медведей; задымленный воздух скоро будет кишеть (еще больше) военными беспилотниками США, ядерными дронами стран-изгоев, самодельным биооружием и флотом роботов-доставщиков Amazon".

Истории о все более опасном и небезопасном мире, в свою очередь, питают жажду отслеживать и вершить "правосудие" и возмездие над разрозненными анонимными и не очень анонимными врагами: от террористических ячеек, изготавливающих АК-47 на трехмерных принтерах, до вольных "убийц с армиями дронов размером с термита" и Google, Amazon и Facebook, ответственных за объединение "всех наших персональных данных - номеров социального страхования, кредитных карт, фотографий в обнаженном виде, имен детей, домашних животных и троюродных братьев" перед их продажей брокерам данных или продают их преступным группировкам, занимающимся кражей личных данных, и педофилам".

Если он не приводит к обновленной политике чистого насилия (в форме самоубийства, мученичества или техномилленаризма), негативный мезианизм прокладывает путь к политике выживания. Его преследуют апокалиптические фантазии. Будучи мессианством разрушения, он не стремится к реальному созданию сообщества. Он также не ищет компромиссов. Скорее, он делает акцент на чистоте и самоотделении как способах предотвращения катастроф "распадающейся цивилизации".

Дух времени - это не только выживание. Это еще и возрожденная воля к убийству в противовес воле к заботе, воля к суровым отношениям в противовес воле к кропотливому труду по восстановлению разорванных связей.

 

Возвращение анимизма

Еще одна ключевая особенность этой