– В самом деле? Как я рад! А вы слышали последниездешние новости?

– Интересно, как, по-вашему, я могу что-нибудь слышать?Ну что, события развиваются, да? Наш славный Жиро уже арестовал кого-нибудь? Аможет быть, даже и не одного? Но уж теперь-то я оставлю его в дураках! Однакокуда это вы меня ведете, мой друг? Разве мы не зайдем в гостиницу? Я долженподправить усы, они у меня прямо-таки в плачевном состоянии – совсем обвислииз-за этой жары. Да и плащ запылился. А галстук? Его тоже необходимо привести впорядок.

Однако я решительно пресек его сетования:

– Дорогой Пуаро, прошу вас, забудьте об этих пустяках.Мы должны поспешить на виллу. Там еще одно убийство!

В жизни не видел, чтобы человек был так ошеломлен – челюстьу Пуаро отвисла, а от давешнего благодушия не осталось и следа. Он уставился наменя, забыв закрыть рот.

– Как вы сказали? Новое убийство? Ах, боже мой, значит,я не прав. Я ошибся. Теперь Жиро может потешаться надо мной, теперь у него естьоснования.

– Выходит, вы ничего такого не ожидали?

– Я? Ни в малейшей степени! Это противоречит моейверсии, более того, полностью опровергает ее… Но нет! – Он остановился каквкопанный и ударил себя в грудь. – Невозможно! Я не мог ошибиться! Всеизвестные нам факты, если рассматривать их систематически, в надлежащемпорядке, допускают одно-единственное толкование. Я прав! Я должен быть прав!

– Но в таком случае…

Пуаро перебил меня:

– Постойте, мой друг. Я все-таки прав, и поэтому новогоубийства не должно быть, разве что… разве что… О, погодите, умоляю, ни словабольше.

Он помолчал, затем, вновь обретя свою обычнуюсамоуверенность, заговорил решительно и спокойно:

– Убитый – человек средних лет. Его тело нашли взапертом сарае, что неподалеку от места первого преступления. Смерть наступилане менее двух суток назад. Скорее всего, он заколот, как и мосье Рено, хотя,возможно, удар нанесен и не в спину.

Тут уж настала моя очередь разинуть рот, что я и сделал.Кажется, я знал его куда как хорошо, и тем не менее никогда еще он не поражалменя так сильно, как сейчас. И конечно, сомнение закралось мне в душу.

– Пуаро! – воскликнул я. – Вы морочите мнеголову. Вам уже все известно.

Он укоризненно посмотрел на меня:

– Зачем мне это? Уверяю вас, я ничего не знал. Да вы жесами видели, каким ударом была для меня эта новость!

– Но как, ради всего святого, могли вы угадать все такточно?

– Стало быть, я прав? Однако это вовсе не догадка, аплод строгого расчета. Серые клеточки, мой друг, только серые клеточки! Это онипомогли мне. Второе убийство могло быть совершено только таким образом. Атеперь расскажите мне все по порядку. Если здесь свернуть налево и пересечьспортивное поле, мы срежем угол и окажемся позади виллы «Женевьева» гораздобыстрее.

Пока мы шли дорогой, указанной Пуаро, я рассказал ему все,что знал сам. Пуаро внимательно слушал.

– Значит, в груди у него торчал нож? Любопытно! Выуверены, что нож – тот же самый?

– Совершенно уверен, хотя это представляется совершенноневероятным.

– Не вижу ничего невероятного. Ведь могло быть дваодинаковых ножа.

Я поднял брови.

– Вам не кажется, что это уж слишком? Едва ли можетбыть такое редкое совпадение.

– Как всегда, вы говорите не подумав, Гастингс.Вообще-то два одинаковых орудия убийства в одном и том же деле и впрямьмаловероятно. Но не в данном случае. Нож был сделан по заказу Жака Рено впамять о войне. Вряд ли он заказал всего один нож. Наверняка у него у самогобыл такой же.

– Но ведь об этом ни разу не упоминалось, –возразил я.

В голосе Пуаро послышались менторские нотки:[59]

– Друг мой, когда расследуешь дело, не стоит полагатьсятолько на то, о чем шла речь. Как раз о самых важных вещах сплошь и рядом неупоминают просто потому, что к слову не пришлось. А зачастую о них специальноумалчивают, руководствуясь весьма вескими соображениями. Видите, я вам назвал поменьшей мере две причины – выбирайте любую.

Я молчал, сраженный его доводами.

Еще несколько минут, и вот мы уже подошли к пресловутомусарайчику, где оказались в сборе все наши знакомые. Обменявшись со всемивежливыми приветствиями, Пуаро приступил к делу.

Я наблюдал за ним с острым интересом, невольно сравнивая егос мосье Жиро. Мой друг ограничился тем, что окинул все вокруг беглым взглядом.Его внимание привлекли только потрепанный пиджак и брюки, их он внимательнорассмотрел. Презрительная улыбка скривила губы Жиро, и, точно заметив ее, Пуарокинул сверток на прежнее место.

– Тряпье садовника? – спросил он.

– Само собой, – бросил Жиро.

Потом Пуаро опустился на колени возле трупа. Не пропустив ниодной мелочи, он осмотрел одежду покойника, ощупал ткань костюма. Казалось, онбыл весьма доволен, что не обнаружил на одежде ни одной метки. Особеннотщательному осмотру подверглись сапоги и руки покойного с грязными обломанныминогтями. Затем он обратился к Жиро:

– Вы обратили внимание на руки?

– Конечно, – ответил тот с непроницаемым видом.

Внезапно Пуаро замер.

– Доктор Дюран!

– Да? – отозвался доктор, подходя ближе.

– У покойника на губах пена. Вы заметили это?

– Признаться, нет.

– Однако сейчас вы ее видите?

– О да, конечно.

Пуаро снова обратился к Жиро:

– Но вы-то наверняка заметили пену?

Жиро не удостоил его ответом.

Нож из раны был уже вынут. Он находился в стеклянной банке,стоявшей рядом. Пуаро осмотрел его, потом принялся разглядывать рану. Когда онподнял взгляд, я заметил, что глаза его блеснули столь хорошо мне знакомымзеленым огнем.

– Странная рана! Совсем нет крови. И одежда неокровавлена. Только на лезвии ножа небольшие пятна. Что вы на это скажете, monsieurle docteur?[60]

– Скажу, что это противоестественно.

– Ничего противоестественного тут нет. Все совсемпросто. В этого человека вонзили нож, когда он был уже мертв.