Баженов посмотрел в даль улицы, на подходивший зим:

— Кажется, ковер-самолет за нами…

Предстояло два дня напряженной работы на секциях.

Анастасия Васильевна по-прежнему внимательно выслушивала каждое выступление, стараясь не упустить ничего полезного для себя.

Большое впечатление произвел на нее доклад известного ученого-лесовода из Ленинграда.

Большелобый, с пышной седеющей бородой, в сером старомодном костюме, он говорил резким тонким голосом, немного картавя.

Седые вьющиеся брови то взлетали наверх, то падали на сухие веки. При его появлении на кафедре все оживленно заулыбались. Профессор не держал перед собой никаких бумажек. Он говорил быстро, раздражительно.

— На вырубках береза, ольха, осина вытесняют сосну и ель. Десять процентов площадей вырубок совершенно не возобновляется. Это относится и к Карелии, товарищи. В соответствии с директивами Девятнадцатого съезда партии лесозаготовки перебазируются в таежные районы, а это значит, что площади вырубок возрастут. В нашей среде бытуют взгляды: «Лесные ресурсы страны неистощимы». Явное преувеличение! Спелых и перестойных деревьев хватит рубить лет на сто. Согласен. Но мы должны думать о расширении производства сейчас, мы должны думать о будущем.

Профессор отпил глоток холодного чаю и продолжал в повышенном тоне, словно сердясь на кого-то.

— Процесс возрождения леса на вырубках затягивается. Площади заболачиваются. Происходит смена пород. Ни осина, ни береза не являются породами, равноценными сосне и ели. Сохранение семенников на вырубках часто не обеспечивается. Иногда лесозаготовители, ничтоже сумняшеся, вырубают куртины, хвойный молодняк. Молодняк гибнет под гусеницами тракторов, отдельные семенные деревья губит ветровал. Всю эту неприглядную картину я видел в наших лесах собственными глазами. За примерами далеко ходить не надо. Карелия. Я часто здесь бываю.

Анастасия Васильевна жадно слушала. Сколько в нем огня, темперамента! Наверное, ему за семьдесят, а горяч, как юноша. Такой ученый не засидится в тиши кабинета и в сто лет.

Профессор поставил и тот вопрос, который недавно принес столько неприятностей Анастасии Васильевне — вопрос о куртинах.

— Леспромхозы предъявляют нам справедливые претензии в отношении семенников. Наши обсеменители часто создают неудобства для процесса лесозаготовок, к тому же лесозаготовители теряют ценной древесины более четырех процентов.

«Вот тебе и раз! — подумала Анастасия Васильевна. — Хорошо, что Алексей Иванович не слышит. Припомнил бы он мне куртину! Но, что же вы предлагаете, профессор?»

— Мы должны помочь молодому лесу подняться. Лесные культуры без больших затрат ручного труда…

Анастасия Васильевна ловила каждое слово ученого. Он говорил о широкой механизации лесного хозяйства, называл орудия рыхления почвы: плуги одноотвальные, двухотвальные, навесные, фреза, якорный и ротационный покровосдиратели. Сколько, оказывается, есть лесных машин! Где же они?

— Почти все эти орудия, можно сказать, уникальны или имеются в ограниченном количестве, — продолжал докладчик. — Жизнь не ждет. Я предлагаю… — И профессор, все больше горячась и переведя голос на самые высокие ноты, стал объяснять, в чем состоит задача сегодняшнего дня по развитию лесокультур.

— Здорово разбирается! Его бы директором нашего лесхоза, — восхищенно сказал за спиной Анастасии Васильевны знакомый ей помощник лесничего, задиристый молодой человек с усиками.

— Болеет за наше дело, — коротко подтвердил его вихрастый товарищ.

«Верно! — пронеслось в голове Анастасии Васильевны. — Профессор говорит с болью, с возмущением, горечью и злостью. Он не бесстрастен и не равнодушен к судьбе леса, как некоторые его коллеги».

Профессор заговорил об аэросеве. Аэросев хвойных — вещь прекрасная, но аэросев годится только на свежих вырубках и гарях. На старых участках, где почва покрылась сорняками, сеянцам не взрасти. Аэросев нужно производить сразу, как только лесозаготовители ушли с участка, пока почва не утратила своих свойств.

Анастасия Васильевна видит свое лесничество, свежие пустыри с черными волоками и кострищами. И над ними — самолет. Она слышит рокот мотора, видит, как на лесную землю падает золотой дождь семян. В мечтах можно перенестись на пятьдесят-сто лет вперед. Это во власти человека. Ей видится на месте вырубок дремучий бор, таинственный, чудесный. Его вырастили люди. Зеленый памятник двадцатого века.

Профессор повернул сердитое лицо в сторону кандидата наук из Москвы:

— А с вами, уважаемый коллега, я не согласен. Вы в своем докладе начисто отметаете семенные хозяйства.

— Вы меня не совсем верно поняли, профессор, — не очень уверенно возразил кандидат с места.

Профессор продолжал говорить. Зал слушал ученого тихо, внимательно, не пропуская ни одного слова. Он знал все леса страны и говорил о них, как о местах близких и родных. Зал понимал: все свои силы и знания ученый отдал лесу, всю свою жизнь посвятил любимому делу.

Профессор, гремя стулом, сел за стол президиума и, нахохлившись, как воробей, уткнулся в свои бумаги. После мгновенной тишины весь зал вдруг разразился аплодисментами. Особенно неистово хлопали в ладоши последние ряды, где сидели производственники, представители лесничеств. Профессор поднял большелобую голову, смотрел в зал глубокими темными глазами, пышная серебряная голова с чернью придавала его выразительному лицу какую-то особенную красоту. Анастасия Васильевна аплодировала вместе со всеми. По улыбающимся лицам участников конференции она видела, что профессора многие знают, любят и уважают, а если не знают, как она, — то люди почувствовали в его речи ученого горячую, страстную защиту «зеленого друга», большое беспокойство о судьбах леса — источника народных богатств. «Он сказал, что часто бывает в Карелии. Вот бы приехал он в наше лесничество. Как бы мы его встретили!» — подумала Анастасия Васильевна с глубоким уважением к выступавшему.

Председатель объявил очередной перерыв.

Анастасия Васильевна взяла в буфете стакан чаю. Два старика в парадной форме директоров лесхоза — темно-синих двубортных пиджаках с пятью звездочками в петлицах — пили за соседним столиком лимонад. У окна, тесно сгрудившись над пивными бутылками, спорили молодые люди в форме помощников лесничих. Черноглазый парень с пушистыми усиками, в новеньком черном кителе и брюках бриджи громко говорил товарищу, вихрастому, как мальчишка, с озорными глазами:

— Мы — стреляные воробьи! Видали виды. На своем горбу испытали трудности. Твое лесничество под Петрозаводском. Ты — дачник. А вот поработай в Кестеньге, не то запоешь.

Ругали в один голос какого-то Петьку Кульбаша: «Переметнулся в леспромхоз. Шкурник, за длинным рублем погнался».

В фойе помощники лесничего окружили плотным кольцом аспиранта филиала Академии наук — такого же молодого, как они, с огненно-рыжими волосами, густыми, как непроходимая тайга.

Аспирант сделал на совещании интересное сообщение об использовании химических средств для борьбы с сорняками в лесу. Несколько килограммов химиката на гектар вырубки, и хвойный молодняк растет без помехи. Тот, что с усиками, задорно наскакивал на аспиранта:

— Что нам ваш опытный участок? Изобрели химикаты, давайте нам и в лесничества. Мы