Вопреки его здравому смыслу, Пизон отдал ему должное. Он не мог быть

более рад в этот момент.

— Гай, — сказал он, поднимая руку. — Мы идем в святилище, чтобы

выразить наше почтение

Гай не слишком обрадовался этому заявлению. Его взгляд

переместился на своего спутника, затем вернулся к Пизону. — Кто дал вам

разрешение?

— Пропусти нас, и я забуду о причитающейся мне монете, — сказал

Пизон тихим голосом. — Откажись, и я переломаю тебе гребаные ноги в

следующий раз при следующей нашей встрече.

Рот Гая зашевелился. — Все в порядке. Их послал сюда их центурион,

— сказал он товарищу. Бросив на Пизона мрачный взгляд, он отошел в

сторону и пробормотал — Быстрее!

Пизону не нужно было повторять дважды. Кивком головы он показал

Метилию и остальным, что они должны следовать за ним.

Пизон бывал в зале с выложенным плиткой полом в дни выплаты

жалованья за четыре месяца, когда погода была слишком суровой, чтобы

оставлять солдат на улице, но чувство благоговения все же охватило его, когда он вошел. В массивном прямоугольном зале доминировал двойной ряд

массивных колонн, расходившихся по обеим сторонам. Пространство между

ними заполняли внушительные расписные статуи императорской семьи, а

огромное изображение Тиберия, больше любого другого, занимало пол перед

дверями. Святилище находилось через дверной проем посередине задней

стены, а под ним находилась кладовая, в которой хранились деньги легионов.

Удивленный тем, что зашел так далеко, и нуждаясь в том, чтобы собраться с

мыслями, Пизон остановился перед подобием Тиберия и склонил голову, как

бы молясь.

— Что ты сказал? — спросил Метилий.

— Не обращай внимания, — ответил Пизон, не желая раскрывать

простоты своего успеха.

69

Метилий оглядел статую. — Что бы это ни было, дважды это не

сработает. Двое часовых у святилища выглядят так, словно караулят самого

Арминия.

Пизон присоединился к нему, и его краткое удовольствие исчезло.

Стражники с суровыми лицами казались теми, кто может бросить вызов

шести растрепанным солдатам. Он и его спутники не могли задерживаться на

месте, не вызывая подозрений – они должны были действовать. Пизон почти

слышал, как Фортуна начинает хихикать.

— Пизон! — Голос Дульция.

Желчь подступила к горлу Пизона, когда он заметил Туберона, входящего в зал позади них. За ним следовали три штабных офицера.

Усилием воли Пизон продолжал притворяться, что молится императору.

Облегчение наполнило его, когда Туберон вошел в кабинет слева, но

огромная проблема, стоявшая перед ними, осталась. Должны ли они

рискнуть и попытаться войти в святилище или уйти из зала как побитые

гончие? Второй жалкий вариант укрепил решимость Пизона. Он повернулся

к своим товарищам. — Мы так близко. Мы не можем сейчас уйти!

Наступившая звенящая тишина привела Пизона в ярость. — Трусливые

ублюдки! — прошипел он. — Вы со мной?

Наконец: неохотные кивки и бормотание «да».

— Следуйте за мной. — Глубоко вздохнув, Пизон обогнул статую

Тиберия и направился прямо к часовым.

— Изложи свое дело. — Вызов был дан сразу.

— Рад встрече, брат, — самым дружелюбным тоном сказал Пизон. Он

указал на своих товарищей. — Мы солдаты Пятого, как и вы. Многие из нас

также были в Восемнадцатом, при Варе. Вы знаете нашего центуриона, Тулла. — Пизон приободрился от кивков часовых. — Мы хотели бы отдать

дань уважения орлу.

Старший из двух часовых выпятил челюсть. — Это крайне необычно.

Пизон изобразил широкую – и, как он надеялся, обаятельную – улыбку.

— И все же мы здесь.

Часовой не выглядел удивленным. — Никто из вас не является

офицером.

— Орел так же дорог нам, солдатам, как и любому офицеру. Или еще

дороже, — добавил Пизон, надеясь найти солидарность с часовым.

Суровое выражение лица часового смягчилось. — Может быть, и так, но я никогда не слышал, чтобы обычные легионеры просто прогуливались в

святилище. Ты, должно быть, видел, сколько вокруг высокопоставленных

лиц, брат. Если меня и моего приятеля поймают на том, что мы тебя

70

впустили, нам будет полная задница. Нас как следует трахнут. Мой совет: убирайся отсюда, пока никто не заметил, или с тобой случится то же самое.

Сердце Пизона упало. Он взглянул на Метилия, чьи плечи поднялись и

опустились в знак поражения. Унылое выражение лица остальных говорило о

том же. Одолеть часовых было бы безумием и привело бы к самому

жестокому наказанию.

— Туберон вон там, —