Мы жертвы своих иллюзий, количество которых беспримерно и неподдается никакому учету. Впрочем, мне думается, их вполне можно свести кчетырем основополагающим - иллюзии опасности, иллюзии счастья, иллюзии страданияи иллюзии взаимопонимания. Каждая из них, конечно, ветвится и множится, но всущности выбор невелик: мы видим опасности, которые есть лишь плод нашеговоображения (поскольку будущее неизвестно, а всякая опасность - это «избудущего»); нам кажется, что счастье скрывается где-то за поворотом, загоризонтом, что до него нужно только дойти, набраться сил и дойти, и вот мыпостоянно находимся в дороге, бредем, ждем, верим и, по вполне понятнымпричинам, не бываем счастливы; ко всему прочему нам мило страдание, мы находимв нем какой-то смысл и какую-то особую прелесть, мы готовы страдать, хотя, поправде сказать, задумавшись, даже вряд ли сможем пояснить, что это значит«страдать»; наконец, мы все пьяны иллюзией взаимопонимания, которую ищем впроцессе содержательной коммуникации, которая по определению невозможна. Вот,собственно, и вся любовь… Простите, вся жизнь, хотя любовь - это, конечно, тожеиллюзия…

Впрочем, мне следует оговориться, в предыдущем абзаце отнюдьне утверждается отсутствие опасностей, невозможность счастья, выдуманностьстрадания, нецелесообразность контакта между человеками и ненужность любви. Яговорю совсем о другом, я говорю о том, что мы полны соответствующих иллюзий иименно поэтому нам заказано и счастье, и естественная, живая радость, ивзаимность, и, наконец, как воплощение всего этого, некая кульминация всегоэтого - любовь (впрочем, здесь это слово почему-то кажется мне пошлым, поэтомуя пойду на тавтологию, заменю ее на слово взаимность), взаимность.

Наш основной порок - это страх, продукт иллюзии опасности.Мы готовы бояться всего и вся, хотя все, чего мы можем бояться, находится вбудущем, в том, чего еще нет, а потому и опасностей в действительности нет.Они, конечно, встречаются, но тогда и откуда, когда и где их никто не ждет.Неприятности - это то, что нечаянно нагрянет, когда их совсем не ждешь. Страх,таким образом, есть признак нашей слепоты и результат нашей, усвоенной еще враннем детстве, привычки бояться. На страхе «благополучно» произрастаеттщедушное древо нашей культуры: наша мораль - это наш перенаправленный страх,наши псевдоблагородные поступки - это наш секуляризованный страх, наш страхсобственной персоной - это служение нашему страху, сопряженное с обязательнымпредательством самого себя.

Наше страдание - это страдание, но страдание по сути своейбессмысленное, и в отношении нас самих беспощадное и губительное. Причинынашего страдания можно указать две - одну «генетическую», другую«этиологическую». Мы страдаем по шаблону, по заготовленной, выработанной у наспривычке, а также в связи с тем высоким статусом, который в нашей культуреотведен страданию, - все это «генетические» причины нашего с вами страдания.«Этиологическая» причина нашего страдания представлена тремя факторами, этолегко понять, если принять за данность (а это именно данность) то, чтоневозможно сострадать страху, глупости или боли, но невозможно представить себестрадание, которое бы не было в своем основании страхом, глупостью или болью. Ядумаю, мы должны решить для себя один вопрос, а именно: «Какой смысл (каковацель, какой резон) в страдании?» И у меня нет сомнений, что ответ на этотвопрос един для всех и другим быть не может: «В страдании нет никакого смысла».

Труднее всего, конечно, расставаться с иллюзией счастья, атакже, наверное, с иллюзией взаимопонимания (о последнем мы уже говорили).Счастье - это радость, которая не обусловлена удовлетворением какой-токонкретной потребности (такую радость мы, сколь бы невротичными мы ни были,действительно способны время от времени испытывать), радость, которая наполняетчеловека лишь потому, что он свободен от страха, не видит смысла в страдании идумает о том, что важно то, как ты проживаешь жизнь, а не то, что составляетэту жизнь. Жизнь может быть составлена из самых натуральных неприятностей, ноэто вовсе не заставляет нас чувствовать себя несчастными, несчастными мы можембыть только по собственному «волеизъявлению». И по этой причине счастье нескрывается где-то за поворотом, «там, за горизонтом», а есть непосредственноепереживание настоящего момента, который замечателен просто потому, что тыможешь жить.

Последний пункт - это иллюзия любви, эта самая термоядернаяиз всех иллюзий. Здесь есть все - здесь мы находимся под пятой иллюзии счастья,здесь мы мучаемся иллюзией взаимопонимания, здесь мы тешим себя страданием издесь раззадориваем себя иллюзией опасности. На самом же деле во всех подобныхслучаях мы являемся никчемными заложниками сексуальной доминанты и тех игрсознания, которые спровоцированы все той же сексуальной доминантой,разжигающейся более всего, как и положено доминанте, в случае категорическогоотказа: «Нет, я тебя не хочу!»

Любовь, и факт этот можно признать строго научным, естьвосхищение, в ней главное - это готовность довериться и отдаться (именно поэтой причине в обнимку со словом «любовь» и ходит слово - «предательство»). Ночаще всего подобный поступок - своего доверия и вверения себя - не являетсяактом дарения, по факту - это лишь глубоко эгоистичная (причем категорически нев том замечательном, заслуживающем уважения смысле слова «эгоизм», который япытался изложить выше) попытка вменить другому ответственность: «Возьмите меня,я ваша навеки!»

Восхищаться можно и нужно, но при этом нельзя терятьсобственного лица, поскольку дарить себя в таком уничижительном - безлицем -виде просто неприлично - это не подарок, а, напротив, банальное воровство.Нужно уметь удивляться инаковости Другого, дивиться его индивидуальностью,неповторимостью, его способностями, хотя бы уж теми, которые ты не в силахпонять. Но навязывать себя, а любящий всегда навязывает себя, - это высшаястепень насилия, поскольку, «обезоруженные», мы не оставляем Другому правовыбора и он вынужден быть просто другим.

Конечно, под правило, касающееся восхищения в любви, не подпадаютслучаи, когда это восхищение вызвано тем, что ты не способен понятьвозлюбленного просто потому, что в основании его действий глупость, которую, повполне понятным причинам, понять невозможно. Вообще говоря, если ты не хочешьпостоянно попадать впросак (в том числе и со своей «любовью»), следует быть илистать очень тонким ценителем глупости, как своей собственной, так и чужой…

Этот подвид - Ното-не-Sapiens - придуман моей иронизирующейнатурой для всех, кто является официальным представителем вида Ното Sapiens, т.е. для каждого из нас. Иначе говоря, я бы предложил переименовать наш вид -Ното Sapiens - в вид Ното-не-Sapiens, поскольку, во-первых, это определениекуда больше соответствует действительности, нежели находящаяся в ходу номенклатура,а во-вторых, это даст нам некую отправную точку в область здравомыслия, котораядо сих пор является для нас тайной, сокрытой за семью печатями.

Что я имею в виду, когда называю «Человека Разумного»«Человеком Неразумным»? Нам всем кажется, что мы способны думать, и это болееили менее соответствует действительности (впрочем, если хотя бы слегкаужесточить критерии, то и это окажется чем-то запредельным), а также действуемв соответствии с собственным разумением (что и вовсе является абсолютным икатегорическим заблуждением). Речь, разумеется, не идет о пресловутом«фрейдовском бессознательном», я думаю сейчас скорее о великих русскихфизиологах, а не о венских фантазерах, а также прочих магах и кудесниках«психологического балагана». Впрочем, русские физиологи ничего подобного тожене постулировали и ровно так же, как и Фрейд с сотоварищами, ошибались насчетчеловеческой натуры, сильно преувеличивая ее возможности.