Впрочем, недолго ей - этой энергии - оставатьсяневостребованной. Если мы не находим ей достойного применения, она самаотыскивает для себя способы «траты». Большая ее часть, конечно, наматываеткруги по нейронным сетям центральной нервной системы, составляя нашупсихическую активность; но чуть здесь передозируешь - и возникают сбои, заторы,плотины, на которые излишки нашей энергии набрасываются как голодные псы напарное мясо, набрасываются, с тем чтобы превратить эти заторы в то, чтоименуется у нас «психологическими проблемами». И так мы невротизируемся, так мыпревращаемся в инвалидов, оказываясь посредством наших неврозов «людьми сограниченными возможностями», причем ограниченными в самом пикантном итруднопроходимом месте - в голове.

Если подобная участь нас не устраивает, то других вариантовнет: мы должны искать работу. Под «работой», разумеется, я понимаю здесь не«общественно-полезный труд» и не использование прав, даруемых нам «трудовымзаконодательством». Под «работой» я понимаю здесь занятость чем-то, что наспо-настоящему увлекает, т. е. тянет нас само, зацепляет и тянет. Ошибкой былобы думать, что нам следует взвалить на свои плечи какое-то «дело», которое мыбудем вынуждены тянуть как ослы, запряженные в арбу. Это «дело» само должностать вьючным животным, тянущим за собой наше существо.

Жизнь (в самом широком смысле - все происходящее) - этотакая штука, которую совершенно не нужно тянуть за лямку, хотя многие из наспривыкли думать, что мы обязательно должны именно тянуть эту массу, как будтобы вся она встанет, стоит нам хотя бы и на короткое время отлучиться. Конечно,если рассудить здраво, если представить себе, что ты отлучаешься не «на время»,а навсегда, то подобное нахальство тебя оставляет. Ты понимаешь, что жизньбудет крутиться и вертеться, что она, как «все происходящее», будетпродолжаться и после того, как тебя не станет, а потому временная отлучкасейчас не является катастрофой.

Однако же нам нужна эта наша «лямка», но не для того, чтобытянуть, а для того, чтобы мы могли двигаться, совершая попутно так необходимуюнам трату. Человека иногда называют «играющим существом», но мы же, сознаемсясебе в этом, совсем разучились играть, мы потеряли ощущение игры, игровогомомента. Почему? Да потому что мы перестали чувствовать взаимодействие себя ижизни - этого «всего происходящего»; мы решили, что жизнь - это то, что мыдолжны тянуть, так, словно бы она - это некая мертвая масса, в которую мы«вдуваем жизнь». И нет ничего странного в том, что мы перестали чувствоватьвзаимодействие себя и жизни, а играть с самим собой - это как-то глупо. Корочеговоря, нас подвели наше самомнение и наша серьезность…

Работу, которую мы делаем, должна быть; но она должна быть«нашей игрой», и в этой «игре» нам следует взять на себя роль прицепа, а нелокомотива: это она должна тянуть нас (а не мы ее), вырывая наше существо изомута заторов, в которые мы неизбежно попадаем по причинам, определенным нашимсобственным устройством. Впрочем, здесь важен один нюанс - «неблагородная» роль«прицепа» не должна нас смущать, напротив, она должна занимать нас и тешить.Это замечательно - быть «прицепом жизни»: видеть любопытное, чувствовать своелюбопытство и двигаться в соответствии со своим любопытством.

Мы необычайно одаренные существа, к сожалению, правда, нашаодаренность, вследствие перенаселения планеты Земля, практически никому ненужна. Ну и пусть, ведь то, что мы делаем, мы делаем не для них ( кого-то ), адля себя - нам нужна эта занятость, чтобы потратить огромные избытки своейжизненной силы, нам необходимо ощущение своей вовлеченности в жизнь, котораяпотягивает нас за нашу лямку с помощью нашего любопытства; и наконец, это намсамим нужно само это наше любопытство, чтобы все происходящее не было бы нам втягость, а было бы забавной и милой игрой.

Человек должен работать - это ему нужно.

Любой социальный феномен рано или поздно устаревает. Отмерламифология, мистерии инициации и посвящения, отмирают специфические отношениямежду поколениями, когда «младшие» беспрекословно подчиняются мнению «старших»,нет теперь «классов», теряется смысл понятия «национального государства», дажебрак - и тот держится теперь лишь на одной только тоненькой ниточке - желаниигосударства сохранить хоть какой-то рычаг воздействия на «законопослушногоиндивидуума». Странно ли, что религии (как социальному феномену) всовременности нет более места?

Что сейчас осталось от религии, если сравнить ее нынешнюю сней прежней? Да ничего. Одни здания, одежды, люди, считающие себяпредставителями той или иной религиозной конфессии, и тексты. Я не случайнооговариваюсь - «считающие себя», ведь это именно «мнение», «усмотрение», взначительной степени обусловленное лишь культурально. В действительности нельзябыть представителем веры, а быть представителем конфессии - это все равно что болетьза ту или иную футбольную команду, выбор этой команды - случайность, которуюследует редуцировать: ты или болельщик, или нет.

Вера, как и любой другой психический акт, возникает, когда вней есть необходимость, а также пока сохраняется его возможность. Необходимостьобъяснять «необъяснимое» отпадает с повышением уровня образования, возможностьверить во что-то сохраняется лишь до тех пор, пока предмет веры совпадает спредставлением о действительности. Право, трудно верить в предлагаемые сроки«сотворения мира», если ты знаешь о данных углеродного анализа, а если тебеизвестны законы космообразования и эволюции, то механизмы этого «сотворения» ивовсе кажутся смешными. А верить в аллегорию… Это слишком.

«Но ведь душа-то есть! Ведь я-то не должен умереть! Такчтобы совсем…» - даже если и так, при чем тут религия? При чем здесь вера? Естьдуша - и хорошо; а умрешь ты или не умрешь - как можно об этом знать? Простотак верить в это… В том-то все и дело, что верить в это можно только «простотак», т. е. ни для чего, для самоуспокоения и на всякий случай. Впрочем, вера,аргументируемая необходимостью самоуспокоения, используемая как средствосамоуспокоения и предпринимаемая с целью застраховаться, - это и вовсе чистойводы порнография.

Религия всегда выполняла этическую функцию, и в этом всяколлизия веры. Когда я полагаю себя неверующим, я в чьих-то глазах могувыглядеть аморальным (и это важно, ведь этика - это то, что между социальнымисубъектами, а потому «чужие глаза» здесь вещь неотъемлемая). Меня словно быспрашивают: «А что тебя сдерживает от "недостойных поступков"?» То,что я считаю их недостойными? А как ты можешь считать их недостойными, небудучи верующим, т. е. сопрягающим свой поступок с неким реестром«достойности-недостойности»? И здесь трудно что-либо возразить, остаетсясказать, что само понятие «достойного» (или «недостойного») ущербно, будучиабстракцией и фикцией. Все время от времени врут, хотя знают, что этонедостойно, да и что такое «врать»? По-моему, так это способ ограничить самого себя,чему я, конечно, пытаюсь всячески препятствовать, но делает ли это мой поступок«достойным»?

«Бог» стал у нас гуманоидом, который слышит и понимает, ккоторому можно обратиться и попросить. Но все это достаточно странно. Если тыпонимаешь, что Высшее Существо беспредельно, то Оно просто не может изменитьсамого себя, а ведь именно это ожидается от Него, когда мы просим: «Сделай нетак, сделай эдак!» И ведь именно в эту ошибку ввергает нас религия…