башням. Я смею надеяться, что его вера в меня оправдана, капитан, поскольку не желаю стать причиной провала этого путешествия.

Казем рассеянно улыбнулся.

– Вы хороший мальчик.

Я отвёл глаза.

– Вы этого не знаете.

– Ерунда. Никто не ждёт, что вы будете безупречным. От вас ожидают, чтобы вы учились на своих ошибках и делали всё, что в ваших силах, дабы помочь другим.

На краткий миг он напомнил мне отца Инары. Моя рука сама собой отыскала цепочку на шее. Кольцо, которое она должна была носить.

Не вмешайся Райан, Инара вышла бы за Низама. Я во все глаза смотрел на шахзаде. Как только с ним что-то случится, всё это путешествие пойдёт прахом. Он не мог скончаться от своих ран. Мы все сражались за него. За будущее Сарадана. В глубине сердца я знал, что этот недуг никогда не овладеет им. Скоро он будет в безопасности. Сок цветка предотвратит дальнейший распад его сердца.

– Я понесу шахзаде, – сказал Казем. Он отдал мне свой рюкзак, который весил гораздо меньше, чем рюкзак Райана.

Мы пошли по длинной дороге, протянувшейся перед нами. Журчание воды раздавалось всё ближе и ближе.

Капитан остановился там, где дорога расширялась. Перекрёсток до сих пор не встретился.

– Мы сможем наполнить бутылки водой, если здесь есть источник, – сказал я. – Разве нам не стоит идти дальше?

Он простонал:

– Ты забываешь, что я несу на спине бессознательного шахзаде. Мы проведём ночь здесь, а на рассвете можем наполнить бутылки.

Я поставил палатку и положил Райана в удобное, как я надеялся, положение. Смоченным в воде лоскутом я стёр кровь и песок с его рук и лица. Во время этого ритуала я чувствовал на себе пристальный взгляд капитана и думал, что ему неприятно, что я считаю Райана своим другом. Несмотря на Отклонение. Несмотря на вероятность того, что его недуг был слишком запущен.

Что мне делать, если Казем был прав? Что бы сделал султан? Хватит задавать себе эти вопросы. Я должен был верить, что всё закончится хорошо. У большинства историй счастливый конец.

– Я буду нести дозор. Я разбужу тебя через несколько часов, – сказал Казем. Он вышел из палатки, а я свернулся калачиком в спальном мешке неподалёку от Райана. Я хотел быть рядом, когда он проснётся. Кто-то должен сказать ему, что всё будет хорошо.

* * *

Когда Казем разбудил меня, Райан был всё ещё без сознания. Прошло слишком много времени. Впрочем, медленное дыхание в его поднимающейся и опускающейся груди успокоило меня. Он был жив. Он ещё дышал.

Капитан передал мне карту.

– Он будет без сознания ещё несколько часов. Я дал ему успокоительное. Разбуди меня, если что.

Я выбрался наружу. Небо, всё будто в кровоподтёках, выглядело одновременно красивым и зловещим. Скоро рассвет.

Мои пальцы скользили по шероховатой поверхности карты, где чернила въелись в бумагу. Они остановились у башен.

Провал был недопустим. Я должен был доказать, что мне не зря было оказано доверие. Ради этого я был готов умереть, лишь бы только Амир вернулся домой. К матушке…

Я сморгнул слёзы. Я надеялся, что сан Дзарза сдержит слово и позаботится о ней. Я знал, что мне не о чем волноваться, что у сан Дзарзы было доброе сердце. И всё же мои мысли раз за разом возвращались к последствиям моих поступков. Если со мной что-то случится – если я не вернусь, – матушка будет винить меня.

Моё стремление помочь Райану не извиняло того, что я подвергал опасности свою жизнь, ничто не извиняло. Даже тот факт, что Сарадану грозила опасность, не повод для матери отпустить своего ребёнка. Я понимал это, однако вот куда меня занесло. Я, не раздумывая, последовал за своей совестью, несмотря на то что Райан предавал меня и лгал мне.

* * *

Через несколько часов капитан выбрался из палатки.

– Он очнулся, Таран.

Я вскочил и заполз в палатку. Райан лихорадочным взором посмотрел на меня. Он дотронулся до своих ожогов и застонал.

Я потрогал его лоб.

– Как ты себя чувствуешь?

– Так же, как выгляжу, – сказал он сквозь стиснутые зубы.

– Я прошу прощения за всё. – Я схватил бутыль с водой и протянул ему. – Особенно за то, что не отвечал на твои письма.

– Я думал, мы оставили это в прошлом.

– Ты заслуживаешь искренних извинений.

– Уже утро?

Я кивнул.

– Солнце встаёт. – Какие ужасы принесёт нам сегодня дневной свет? – Должно быть, зверски болит. – Я указал на раны.

– Не больше, чем отцовское отречение от меня. – Он улыбнулся. Выглядело это жутковато. – Сомневаюсь, что он захочет меня видеть, если я не исцелюсь от этого недуга.

Я сглотнул.

– Ты исцелишься. Мы, по крайней мере, на полпути и до сих пор живы. Нам лишь остаётся добраться до башен.

Глаза капитана стрельнули в мою сторону. Я притворился, будто не замечаю открытого сомнения в этом взгляде. У меня перед глазами до сих пор стояла его заклеймённая грудь.

– Да, – сказал Райан. – Остались только башни. – Я не услышал в его голосе ни тени насмешки или сомнения и на мгновение – краткое, полное надежды мгновение – поверил, что мы выберемся из Лабиринта живыми.

Глава 22. Амир

Вода сделала меня своей добычей. Ноги мои роптали на силу потока, игравшего со мной и тянувшего вниз. Пожалуй, моя рана была серьёзнее, чем я сначала подумал.

Я подплыл к берегу и откашлял воду из лёгких. Аишу вынесло на берег чуть дальше. Наш прыжок позволил срезать немалую часть Лабиринта. Я понятия не имел, где мы очутились.

Я с большим трудом вскарабкался на ноги, превозмогая боль в ноге.

– Ты цела?

Она кивнула.

– Где мы?

– В сорняках и иле.

– Это не сорняки. – Аиша посмотрела на пурпурную растительность на фоне стен Лабиринта. – Это морская лаванда.

Я осмотрелся вокруг. Запах горелого дерева ударил мне в нос.

– Ты чувствуешь этот запах?

У Аиши округлились глаза.

– Остальные.

– Может быть. – Меня пронизало чувство надежды. – Давай последуем за своими носами.

Пошли.

Она схватила меня за руку.

– Что с твоей ногой?

Я надеялся, что она не заметит.

– Ничего серьёзного. Просто дурацкая царапина из-за колючек. – Я не хотел, чтобы она смотрела на меня так встревоженно, и упрямо пошёл вперёд. Она молча последовала за мной.

Прогалина сузилась, превратившись в очередной бесконечный коридор.

Мы опять вернулись на намеченную для нас дорогу. Я посмотрел на красное небо. Красота была здесь неуместна. Однако осознание того, что не вся красота потеряна, приносило мне умиротворение. Никогда бы