И тут же, словно насмехаясь, прозвучал призрачный голос Син Лю:

«Свадьба его императорского высочества Люкреса и ее королевского высочества Шуалейды назначена на первый день Каштана».

Свадьба? Шисов дысс тебе, возлюбленный семью екаями брат мой Люкрес, а не свадьба с Шуалейдой! Тебе не удалось убить меня, а значит — ты проиграл. Шуалейда моя и только моя.

Робкую мысль о том, что Шуалейда любила не только его, но и Бастерхази, Дайм прогнал. Он вообще не желал думать о Хиссовом отродье. О предателе и убийце. О своем палаче. Слишком это было больно. Так, словно кнут снова рвал его тело, и он не мог даже пошевелиться, скованный кандалами смертника. Словно он опять умирал, отдавая кровь и дар проклятому недоноску. И даже ясное понимание того, что Бастерхази легко мог бросить его там, на эшафоте, но вместо этого спас, привезя в Хмирну — не меняло дела. Наверняка у Хиссова отродья были свои причины. И причинами этими вряд ли были любовь и милосердие. Уж скорее он пытался выслужиться перед Шуалейдой…

Злые боги. Три месяца, уже три месяца она — одна, беззащитна перед хитрой темной дрянью! Что, если Хиссово отродье заморочило ее, обмануло фальшивой нежностью… Нет. Нет-нет-нет. Шуалейда же не поверит ему? Не повторит ошибки Дайма? Она же видела, к чему это приводит, доверие темному шеру. Она устоит. Справится. Она…

От резкой боли в сердце Дайм пошатнулся, схватился одной рукой за оконную раму, другой — за грудь. Бессильно опустился на колени. Уперся лбом в стену.

Как наяву он видел ее, свою Шу, свою Грозу — с отчаянием во взгляде, с упрямо сжатыми губами, с дорожками слез на щеках. Слышал ее просьбу: не умирай, Дайм, прошу тебя.

Он должен вернуться к ней. Немедленно связаться с ней, и выехать в Валанту — сегодня же! Сейчас же!

Встать перед зеркалом. Сосредоточиться на образе Шу. Начертить пальцем на стекле руну вызова. Ну?..

Зеркало помутнело, пошло полосами — и показало тучи, клубящиеся над бурным морем. Гроза.

Гроза, да не та.

— Шуалейда Суардис! — вслух позвал Дайм. — Ты слышишь меня!

Зеркало снова помутнело, тучи сменились видом Тан До с высоты птичьего полета.

Дайм еле сдержал гнев. Не хватало только разбить зеркало.

— Нож, — так же вслух сказал он.

Ощутил в ладони рукоять из слоновой кости. Опустил взгляд, усмехнулся. Нож для вскрытия писем, принадлежащий Ци Вею. Милая безделушка. Недостаточно острая, но это поправимо.

Заострив кончик ножа — даже не усилием воли, а всего лишь мягким пожеланием — Дайм надрезал ладонь, смочил лезвие в крови и снова нарисовал руну вызова. Теперь уже подкрепив ее невербальным заклинанием усиления и стабильности.

— Шу, ответь мне! Шуалейда! — снова позвал Дайм, с силой продавливая неподатливый эфир. Кажется, не только эфир, но и что-то еще.

Зеркало недовольно зазвенело, вспыхнуло огнем — в нем показался удивленный Ци Вей.

— Дамиен, мальчик мой, зачем ты ломаешь систему?

Дайм выдохнул. Проглотил готовое сорваться с языка ругательство. И вежливо поклонился.

— Прошу прощения, ваше совершенство. Я не намеревался ничего ломать.

— Вот и не ломай. Если ты хочешь связаться с кем-то за пределами Подкрылья, попроси сеанс связи.

— Прошу сеанс связи, — с кривой усмешкой повторил Дайм.

— Надеюсь, ты взрослый мальчик и знаешь, что делаешь.

— Я тоже на это надеюсь, ваше совершенство.

— Ерничаешь… — покачал головой Ци Вей. — Ты все успеешь, мальчик мой. Выдохни, позавтракай, выпей чаю. Связь будет через час.

Дайм не успел ничего ответить, как зеркало погасло, став обычной стекляшкой. А в дверь неслышно зашли две юные и прекрасные девы, приставленные к почетному гостю в услужение.

Глупость несусветная. Как будто истинный шер не способен сам застегнуть пуговицы или сервировать стол! Но глупость, освященная многовековыми традициями. Для девушек прислуживать гостю императора — великая и хорошо оплачиваемая честь. Вообще во дворце Ци Вея обитало столько народу, что Дайм только диву давался. И у каждого была должность. Очень важная, очень нужная, записанная в древних книгах, и к каждой должности прилагались особые ритуалы, особые наряды, особые правила и шис знает что еще. Но главное, каждый из тысячи держателей императорского опахала и подстилателей шелковых ковриков под каждый высочайший шаг — был при деле. Важном. Государственно важном.

Какое счастье, что по меркам хмирцев жители империи Фьон — дикие, нецивилизованные варвары, не способные оказать своему императору достойные почести. Видимо, чтобы воспринимать эти почести спокойно, нужно быть Перворожденным Драконом, прожить сорок тысяч лет и достичь полного просветления.

До полного просветления Дайму было дальше, чем до Полуденной Марки пешком. Но он стоически вынес умывание, причесывание и одевание собственной персоны в подобающие его статусу, дню месяца и положению звезд шелковые одеяния. А затем и завтрак из восьми блюд под благоприятную для пищеварения музыку.

Через час он был почти спокоен. По крайней мере, зеркало отразило обычного светлого шера с нормальными бирюзовыми глазами безо всякой тьмы. И послушно засветилось политической картой Тверди, стоило Дайму к нему подойти.

«Выберите государство», — предложил на едином певучий женский голос.

— Империя Фьон, королевство Валанта.

Масштаб карты изменился, Валанта приблизилась, а остальные государства ушли за раму зеркала.

«Выберите город», — так же певуче предложил голос.

— Суард.

На карте засветился синим кружок, обозначающий столицу Валанты. Поверх карты нарисовался стилизованный силуэт распахнувшего крылья дракона.

«Активируйте руну. Назовите абонента. Приятной беседы», — пожелал голос и замолк, а карта погасла, сменившись стандартной руной вызова.

Снова надрезав ладонь, Дайм приложил ее к руне. Не то чтобы он сомневался в возможностях драконьей связи. Просто… Так — надежнее.

— Шуалейда Суардис, — позвал он, представляя Шу.

Шу — счастливую, подставляющую губы его поцелуям.

Эфир завибрировал, зеркало замерцало, затрещало, укололо Дайма острыми синими искрами. Странно. Очень странно.

— Шуалейда, — еще раз позвал Дайм, продавливая эти неправильные возмущения эфира.

Вокруг затрещало и заискрило еще сильнее, эфир поддался, и…

— Риль Суардис. Слушаю вас, — послышался скрипящий, прыгающий от баса до комариного писка голос, зеркало мутно засветилось, обрисовывая человеческий силуэт.

Дайм вздрогнул — Шуалейда не могла ответить ему так! Что-то случилось. В подтверждение опасений зеркало прояснилось, явив сердитого и взъерошенного темного шера Бастерхази.