– Мы можем выронить факел, но он не погаснет, и другие подхватят его.

– Яви мне знак, что ты отличаешься от других людей, дабы я знала, что наша кровь не прольется впустую.

Спейдвил сурово посмотрел на нее.

– Я не чародей. Я воздействую не на чувства, а на душу. Зовет ли долг тебя в Сэнт, Тайдомин? Если да – иди. Если нет – остановись. Все просто. Какие еще нужны знаки?

– Но я видела, как ты рассеял колонны молний. Простому человеку это не под силу.

– Кто знает, на что способны люди? Один может сделать одно, другой – другое. И все они могут исполнить свой долг, и чтобы открыть им на это глаза, я должен пойти в Сэнт и, при необходимости, расстаться с жизнью. Разве ты не пойдешь со мной?

– Пойду, – ответила Тайдомин. – Я пойду с тобой до конца. Это тем более важно, что я все время огорчаю тебя своими словами, а значит, еще не усвоила урок.

– Не будь скромной, ведь скромность есть самооценка, и, думая о себе, мы забываем о действии, которое могли бы планировать или создавать в своих мыслях.

Тайдомин по-прежнему казалась встревоженной и задумчивой.

– Почему в моем видении не было Маскалла? – спросила она.

– Ты не можешь забыть об этом предчувствии, потому что считаешь его трагическим. В смерти нет ничего трагического, Тайдомин, как нет и в жизни. Есть только правильное и неправильное. Последствия правильных и неправильных поступков не имеют значения. Мы не боги, творящие мир, а простые мужчины и женщины, исполняющие свой непосредственный долг. Мы можем умереть в Сэнте, как ты видела, но истина будет жить.

– Спейдвил, почему ты решил начать свой труд с Сэнта? – спросил Маскалл. – Эти люди с непреложными идеями кажутся самыми маловероятными последователями нового закона.

– Там, где хорошо больному дереву, здоровое дерево ждет процветание. Но там, где нет деревьев, не вырастет ничего.

– Я тебя понимаю, – ответил Маскалл. – Быть может, здесь мы станем мучениками, но в других местах уподобимся проповедникам среди скота.

Незадолго до заката они вышли к краю горной равнины, над которой возвышались черные скалы плато Сэнт. Головокружительная рукотворная лестница длиной более тысячи ступеней различной ширины, которая извивалась и разветвлялась, повторяя углы обрывов, вела наверх. Место, где стояли путники, было укрыто от пронизывающих ветров. Бранчспелл, вновь сияющий, но заходящий, расцветил облачное небо пылающими, безумными красками; некоторые сочетания Маскалл видел впервые. Шар на горизонте был таким огромным, что окажись Маскалл внезапно на Земле, ему бы показалось, что он стоит под куполом маленькой, тесной церквушки. Он осознавал, что находится на чужой планете. Однако знание это не волновало и не воодушевляло его; он думал только о моральных идеях. Оглянувшись, он увидел равнину, последние несколько миль которой были лишены растительности и которая тянулась назад к Дисскаурну. Подъем был таким постоянным, а расстояние – столь большим, что огромная пирамида казалась незначительной выпуклостью на поверхности земли.

Спейдвил остановился и молча оглядел пейзаж. В лучах вечернего солнца его фигура казалась еще более плотной, темной и настоящей. Его лицо было мрачным.

Он повернулся к своим спутникам.

– Каково величайшее чудо во всей этой чудесной сцене? – спросил он.

– Просвети нас, – сказал Маскалл.

– Все, что вы видите, рождено из удовольствия и живет от удовольствия к удовольствию. Истины нет нигде. Это мир Формирующего.

– Есть еще одно чудо, – заметила Тайдомин и показала пальцем на небо.

Маленькое облако плыло совсем низко, на высоте не более пяти сотен футов, вдоль темной стены скал. Его форма в точности повторяла раскрытую человеческую ладонь с пальцами, указывавшими вниз. Солнце окрасило облако в алый цвет, и несколько крошечных облачков под «пальцами» напоминали падающие капли крови.

– Кто теперь будет сомневаться, что наша смерть близка? – сказала Тайдомин. – Сегодня я уже дважды стояла на последнем пороге. В первый раз я была готова, но сейчас готова вдвойне, поскольку я умру рядом с человеком, впервые подарившим мне счастье.

– Думай не о смерти, а о праведной стойкости, – ответил Спейдвил. – Я здесь не затем, чтобы трепетать перед знамениями Формирующего, а затем, чтобы забрать у него людей.

И он тут же направился к лестнице. Тайдомин мгновение смотрела ему вслед со странным, благоговейным огнем в глазах. Затем она последовала за ним, вторая из их компании. Маскалл поднимался последним. Он был грязным, неопрятным и очень усталым, но душа его пребывала в мире. Пока они неуклонно преодолевали почти отвесные ступени, солнце вскарабкалось выше и озарило их тела румяным золотом.

Они достигли вершины. Перед ними, насколько хватало глаз, раскинулась голая пустыня из белого песка, тут и там прерываемая большими зазубренными массивами черного камня. Полосы песка были красными от заходящего солнца. Бескрайний купол неба заполняли зловещие облака и безумные цвета. Ледяной ветер носился по пустыне, швыряя в лицо путникам мелкие, причинявшие боль песчинки.

– Куда ты поведешь нас теперь? – спросил Маскалл.

– Тот, кто хранит древнюю мудрость Сэнта, должен отдать эту мудрость мне, дабы я мог ее изменить. То, что скажет он, повторят и другие. Я отправляюсь на поиски Маулгера.

– И где ты будешь искать его в этой пустыне?

Не медля, Спейдвил зашагал на север.

– Это недалеко, – ответил он. – Маулгер обычно держится тех мест, где Сэнт нависает над лесом Уомбфлэш. Возможно, он будет там, хотя точно я сказать не могу.

Маскалл посмотрел на Тайдомин. Ввалившиеся щеки и темные круги под глазами выдавали, как сильно она устала.

– Женщина утомилась, Спейдвил, – сказал Маскалл.

Тайдомин улыбнулась.

– Это всего лишь очередной шаг в страну смерти. Я справлюсь. Дай мне руку, Маскалл.

Он обнял ее за талию и дальше поддерживал на пути.

– Солнце садится, – сказал Маскалл. – Мы доберемся туда до темноты?

– Ничего не бойтесь, Маскалл и Тайдомин. Эта боль съедает зло в вашей природе. Дорога, по которой вы идете, должна быть пройдена. Мы прибудем на место до темноты.

Солнце скрылось за далекими пиками, формировавшими западную границу Ифдоун Марест. Небо вспыхнуло новыми яркими красками. Ветер стал холоднее.

Они миновали несколько прудов с прозрачной водой нол, по берегам которых были высажены фруктовые деревья. Маскалл попробовал их плоды. Они были жесткими, горькими и вяжущими; он не мог избавиться от их привкуса, но их соки освежили и взбодрили его. Других деревьев или кустов поблизости не наблюдалось. Не было видно ни животных, ни птиц, ни насекомых. Это был пустынный край.

Пройдя пару миль, они вновь приблизились к краю плато. Далеко внизу, у них под ногами начинался огромный лес Уомбфлэш. Солнечный свет туда не проникал; Маскалл видел лишь смутные тени. И слышал слабые звуки, напоминавшие далекие вздохи бесчисленных древесных крон.