что я различала, это редкие указатели малознакомых деревень: Сидоровка, Сосновка, Порошкино. Местами колеса буксовали, со скрежетом прокладывая путь.

Через полтора часа промелькнул последний указатель – «д. Горелово». Луиза свернула и двинулась вдоль высоких сугробов. Машину трясло и подбрасывало. Несколько раз Луизе приходилось доставать лопату и расчищать дорогу. Она бралась за работу с упрямым ожесточением, не прося помощи и не говоря ни слова.

Часам к семи вечера мы, наконец, вышли из машины. Глухая темнота и мертвая тишина окружили нас, едва погасли фары. Я не видела ничего вокруг. Почему-то захотелось кричать, но кто придет на зов – враги или друзья, – было неясно.

Луиза включила телефонный фонарик и прошла к высокой входной двери. Ореол тусклого света начертил во мраке двухэтажный каменный дом. Сперва его окна показались мне темными, но спустя миг я поняла, что все они забиты досками.

Луиза вошла в дом, и тут же у наших ног разлилась лужа желтого света. Ева и Тина двинулись следом.

– Прям дом с привидениями, – хмыкнул Гот.

Вдвоем мы поднялись на шаткое крыльцо и вошли в главную комнату. Это была просторная гостиная – с камином, пыльным диваном и шкафом с узорчатой посудой. На дешевых обоях висели картины – репродукции мастеров. Пол был древним, деревянным и скрипучим. Окна оказались не только забиты с внешней стороны, но и закрыты изнутри крепкими ставнями. Пол подмели перед нашим приездом, но давно не мыли. Пучки пыли выглядывали из-под дивана, прятались в углах и покоились на полках.

– Присаживайтесь. Я схожу за договорами.

Луиза ушла. Ева, Тина и Гот молча уселись. Я сняла шапку, но тут же надела вновь – дом пропитался тем же холодом, что правил снаружи. Было непонятно, как провести неделю в промерзшем, давно заброшенном жилище.

Луиза быстро вернулась, разложила на столе четыре копии договора и кинула россыпь ручек.

– Каждый день оператор будет снимать вашу жизнь и выполнение задания. Я буду приезжать каждый вечер с провизией, забирать флешки с материалами и узнавать об успехах. Съемки шоу продолжатся до тех пор, пока один из вас не узнает правду.

– Правду о чем?

– О доме. Кто здесь жил, что с ними случилось – все, что сможете почувствовать.

Тина нервно вздохнула. Гот увлеченно оглядывал комнату. Ева надменно косилась.

– Приступаем завтра. Единственное правило: не ходить в деревню. Вы можете исследовать дом, дойти до местного кладбища – оно прямо под окнами, – но нельзя спускаться к домам. Спрашивать у местных историю будет явным нарушением конкурса. Если все понятно, прошу каждого подписать условия.

Пока мы читали договор, Луиза отнесла тяжелую сумку с продуктами на кухню, прошлась по дому и вернулась к нам, с нетерпением поглядывая на ручные часы. Когда каждый из нас черкнул подпись и вернул бумажку Луизе, она удовлетворенно кивнула и направилась к выходу.

– Еда на кухне, завтра привезу новую порцию. Свет есть почти во всех комнатах, постельное белье на кроватях. В трех спальнях есть обогреватели. Встретимся завтра.

Луиза ушла. Гот с Евой тут же ринулись наверх выбирать себе комнату. Я осталась, чтобы пройтись по первому этажу.

Здесь была крошечная кухня: желтые обои, мигающая лампочка без абажура, стол в разводах и гарнитур со стеклянными дверцами. Рядом оказалась уборная: пожелтевшая раковина, грязная ванна и унитаз с мутной жижей. Из покосившегося крана плевками стрелялась холодная вода.

В гостиной нашлись также две запертые двери и одна, ведущая в спальню. В комнате стояла раскладушка, комод и треснутое напольное зеркало. На низкой тумбочке пылилась лампа с бахромой и абажуром. Комната казалась неопрятной, а закрытые ставни вызывали во рту кислый привкус клаустрофобии. Я решила взять себе именно эту спальню. За стенкой была входная дверь, и в любой момент я могла удрать.

На втором этаже Гот занял центральную спальню – просторную комнату с широкой кроватью. Ева и Тина заняли комнаты по бокам. По размеру они были такими же, как моя, но с прочными кроватями и шторами, которые прятали замурованные окна. Последней комнатой второго этажа был узкий кабинет. Рассмотреть его обстановку не удалось – лампочка здесь отсутствовала или давно перегорела.

После выбора спален и беглого осмотра мы спустились на кухню. Стульев было три, и Гот великодушно устроился на подоконнике. Он вел себя радостно и шаловливо, явно наслаждаясь авантюрой. Тина помыла и протянула каждому щербатую кружку с газировкой, Гот открыл печенье и чипсы, а Ева принялась строить план.

– Завтра вечером мы с тобой, – она указала на Гота, – идем на кладбище. Лучше всего я чувствую энергетику там.

– Днем в доме поработаю я, – сказала Тина. – Мне проще призывать души в родных стенах.

Девушки уставились на меня, ожидая услышать мою стратегию. Думаю, им просто хотелось знать, стоит ли брать меня в расчет как соперника, однако я промолчала.

Мы разбрелись по комнатам. Умываться холодной водой в ледяном доме оказалось суровой пыткой. Я так и не сняла куртку, когда ложилась спать, хотя Гот принес мне свой обогреватель.

Перед сном я осмотрела комод и тумбочку в комнате. Комод оказался пуст. В тумбочке нашелся игрушечный танк без пушки и розовая лошадка с облезлой гривой.

Ночь была бессонной. Старые стены и половицы хрустели, ветер продувал щели, вдобавок кто-то из временных обитателей постоянно шатался в уборную.

Утром мы снова собрались на кухне, шурша куртками и сжимая чашки с чаем, точно сокровища. После завтрака Гот захватил камеру и вместе с Тиной отправился бродить по первому этажу. Пока девушка бормотала что-то про деревенское проклятие, что настигло хозяев дома, я юркнула наверх. Лишившись доступа ко Всемирной паутине, я вооружилась логикой. История дома, тем более столь старого, решила я, должна читаться во всем, что его населяет.

Сперва я проверила спальни Тины и Гота. Несмотря на то, что сейчас комнаты принадлежали им, в рамках конкурса каждый имел право блуждать там, где ему хотелось.

В спальне Тины мое внимание привлек старинный чемодан, что распластался на полу позади кровати. Замок открылся после хорошего удара по крышке. Внутри оказались старые, пропахшие пылью вещи молодой женщины: платья, юбки и блузки – преимущественно темных расцветок. На самом дне, под шерстяными платками, нашлась пожелтевшая от времени папка. Я быстро открыла ее, прислушиваясь к звукам за дверью, и наспех пролистала. В ней оказались альбомные листы, исписанные резким почерком на иностранном языке. На полях одной из страниц торопливо и небрежно зарисовали нечто, похожее на черта: ехидное лицо с рогами, дикие глаза, вздыбленная черная шерсть и козьи копыта. Были и другие