– Кто-то заболевал, кто-то умирал, но не сразу, спустя время и больше от страху, наверно. Тогда-то народ и стал потихоньку уезжать из деревни. Машку-ведьму все боялись.

Надежда перекрестилась.

– А потом?

– Потом… пропал Ваня.

Надежда поглядела на ряд могил.

– Братишка моей лучшей подруги. Ему только-только стукнуло восемь.

– Что было дальше?

– Дальше народ взбунтовался, пошел к Семену с Зоей. Требовали вернуть мальчика, грозили полицией. Все зря. Ваню так и не нашли – ни тогда, ни спустя годы. Жаль его, очень добрый был малый… Семен устроил дочери взбучку. Говорят, порол ужасно. Тетя Зоя не вступалась. Видимо, тоже не гордилась дочерью. Только вот не понимали они, что наказание для монстра как красная тряпка для быка. В девяноста первом году Котниковы, муж и жена, сгорели в бане. От нее теперь ничего не осталось, но в тот день дым шел столбом и был виден аж из города.

– Их подожгли?

– Конечно, собственная дочь. Менты ее допрашивали, но доказать ничего не смогли. Со следователем она потом спать начала. Может, поэтому все обошлось.

Я не смогла скрыть ужаса. История впечатлила меня, напугала. Во что я ввязалась? Наверно, только во время рассказа Надежды я всерьез об этом задумалась. Убийства животных, похищение ребенка, поджог родителей… Все эти бедствия имели отношение к дому, в котором я добровольно себя заточила.

В груди нарастало возмущение. Луиза точно знала историю семьи Котниковых, которую нам предстояло «расследовать», но ни словом не обмолвилась. Очевидно, она была готова на любые жертвы ради рейтинга.

– Но в доме тоже был пожар… – заметила я.

– Да, на радость местным. После смерти родителей Машка стала еще свирепее. Бросала мертвых крыс под пороги, рисовала кровью на стенах, по ночам устраивала оргии с приезжими. Люди уносили ноги один за другим. Мы с матерью оставались в деревне в числе немногих. Ближе к сорока Машка родила «наследничков». Сначала девочку, потом мальчишку. Я их редко видела, даже не знаю, где они сейчас.

– На камне написано, Мария умерла пять лет назад.

– Да, пропал еще один ребенок. Девочка. Ее отец поджег тот треклятый дом. Дети Маши спаслись, сама она сгорела.

Женщина посмотрела в сторону машины и нетерпеливо уставилась на меня. Начинало смеркаться.

– Вы случайно не знаете, что означает надпись на камне Марии? Warum?

– Нет, наверно, что-то на немецком.

– А не подскажете, как звали ее детей?

Надежда усмехнулась и прищурилась.

– Вы же пишете статью, должны знать.

Я неловко улыбнулась, поблагодарила и сказала, что мне нужно идти. Надежда вновь предложила подвезти до города, на что я снова отказалась.

– Почему вы все же уехали из деревни? – спросила я напоследок.

– Этой осенью в дом опять кто-то заселился. Приезжали рабочие, делали ремонт. Кот наш, Гришка, пропал, потом мать умерла. Мне хватило, чтобы убраться.

Надежда вернулась к машине. Я зашагала в дом. Возвращаться, зная зловещую правду о месте, оказалось не так-то просто. Пару раз я останавливалась, порываясь вернуться в город, но сокровенная сумма с шестью нулями заставляла брести дальше. Как и синяк на спине сестры.

Вечером мы снова собрались за столом. Еды оставалось мало. Луиза не приезжала. Тина поделилась историей о древнем проклятии, которое уничтожило деревню. Ева, после посещения кладбища, заявила, что хозяйку дома убил ее любовник, а после умер сам. Гот выглядел уставшим, но довольным.

– Твоя очередь, – объявил он. – Ты еще ничего не сказала.

Конечно же, я умолчала про Надежду. Словно в трансе, я прикрыла глаза и замогильным голосом поведала историю о ведьме, которая жила здесь. Ее боялась вся деревня, сказала я, кроме ее детей.

Гот тут же оживился. Он принес камеру и попросил повторить.

До полуночи мы ждали Луизу, но та не явилась. Измотанные и голодные, мы разошлись по спальням. В ту ночь я заснула на удивление быстро и даже без лампы, а проснулась в кромешной тьме.

Кто-то истошно кричал. Женщина. Тина.

Почти на ощупь я выбралась из комнаты, взбежала по лестнице, но крики стихли так же быстро, как возникли. На секунду мне почудилось, что я услышала их во сне, но тут из комнат выскочили дрожащие Гот и Ева.

– Что происходит?

– Кто кричал?

– Где Тина?

Мы обошли весь дом, но нигде ее не нашли. Свежий снег, выпавший за ночь, лежал на крыльце нетронутым.

– Мне кажется, это часть шоу, – наконец решила Ева. – Тина – подставная актриса. Нужно снять про это.

После короткого сюжета, который они с Готом записали, мы все же решили провести остаток ночи вместе. Мы с Евой устроились на широкой кровати Гота. Сам он притащил наверх мою раскладушку, но никто из нас в ту ночь больше не смог уснуть.

Утро выдалось таким же безрадостным. На завтрак остались хлебцы с горьким чаем. Ева снова принялась бродить по дому, наговаривая что-то на камеру. В этот раз она разглядела призрак убитого мужчины и его жены, умершей в родах.

– Это ее крик мы слышали ночью, – подытожила Ева.

Я продолжала ждать Луизу. Она должна была посмотреть материал, объявить победителя и объяснить пропажу Тины. Уровень моей тревоги взлетел до предела, и я весь день провела на диване напротив входной двери.

Ближе к вечеру Гот уснул в кресле. Ева скрипела половицами в спальне, беспокойно бродя по комнате. Я заглянула к ней.

– Мне страшно, – сказала Ева. – Я чувствую угрозу. – Затем подумала и добавила: – Мне кажется, мы все умрем.

Мы немного помолчали. Что я могла сказать, если волновалась о том же?

– Ты случайно не знаешь, что означает warum на немецком?

– Знаю. Ходила на факультатив. «Почему».

Перевод, однако, мало что прояснял.

– Можно я загляну в твой шкаф?

Ева удивилась просьбе, но согласилась. Она указала на единственный ящик, в котором лежали вещи до ее приезда. Внутри оказалась папка на завязках с детскими рисунками. Мы с Евой листали их в тоскливом молчании и беспокойстве. Каждая из картинок была наивной и вместе с тем пугающей: розовые котята, единороги, цветочки и щенки, из живота и горла которых льются красные капли крови и торчат ножи. Мне подумалось, что чья-то зверская фантазия добавила в детские рисунки свое видение.

Одна из картинок зацепила меня больше остальных: дом, объятый пламенем, женщина, что стоит в окне, и дети, мальчик и девочка, держатся за руки и глядят на нее со двора.

Вечером мы доели хлебцы и молча прислушивались к ветру. Гот, как мог, подбадривал нас. Казалось, наша тревога никак на него не влияла.

– Это просто шоу, – повторял он. – Все живы.

Перед