рисунки: кровавый алтарь с мертвым голубем, разрисованный непонятными символами череп в руках крохотного мальчика, свинья с шестью ножами в брюхе. Увиденное напугало меня, и я быстро вернула листы на место.

В комнату Гота я заходила с опаской, однако находки здесь оказались безвредными. В высоком платяном шкафу притулилась щербатая удочка, рядом висел одинокий военный китель с орденами времен Второй мировой. На стенах болтались вышитые крестиком картины: натюрморт с грушами, цветочный венок, юная дева в саду.

После спальни я отправилась исследовать кабинет. Дверь в комнату Евы была закрыта, и я благоразумно решила не лезть к ней. Я взяла лампу из комнаты Тины, подключила ее к хлипкой розетке в кабинете и наконец смогла рассмотреть кабинет. Здесь стоял письменный стол, шаткий стул с мягкой спинкой и сломанные напольные часы. Ящики стола оказались крепко закрыты на ключ. Я торопилась и в спешке искала по комнате ключи. Этот дом раскроет мне свои тайны, думала я, по-хорошему или по-плохому.

Доски под ногами тоскливо скрипели, пока я крутилась, точно загнанная дворняга. Одна из досок стонала и проваливалась сильнее остальных. Я поддела ее ногтем, и – о чудо – она соскочила с места. Внутри, укутанная в перину пыли, торчала резная шкатулка. Она открылась с первого раза, но ключей в ней не нашлось.

Лишь клочки волос.

Семь прядей разных цветов, аккуратно обвязанных резинкой и уложенных друг с дружкой. Одна из прядей – темно-рыжего цвета – находилась в прозрачной коробочке и стояла в центре странной композиции. Остальные лежали по кругу, однако круг не завершился. Внутри него еще оставалось место. Кто бы ни собирал эту странную коллекцию, он не закончил.

Послышались голоса. Тина с Готом поднимались наверх. Когда они разошлись по спальням, я вышла из кабинета и выбежала во двор.

Оказалось, что наш дом стоял отщепенцем на холме и отличался от типичных загородных коттеджей. Я бы сказала, что архитектор задумал его в готическом стиле, но могу ошибаться. Здание было построено из серого камня, но значительная его часть почернела. Дом явно прежде горел, хотя изнутри следов не осталось. Очевидно, жильцы сделали в нем ремонт.

Внизу, на равнине, с одной стороны безмолвствовало кладбище, с другой – виднелось беспорядочное скопище низких деревянных домиков. Их дорожки, дворы и крыши утопали в метровой прослойке из снега. Дымоходы давно испустили дух. Окна нескольких домов были выбиты и заполнены сугробами. Деревня казалась мертвой, и это испугало меня больше, чем полный загадок дом.

Мне не хотелось возвращаться обратно во тьму промерзших комнат, поэтому я решила двинуться к кладбищу. Кто-то предусмотрительно расчистил к нему дорожку, которую вновь припорошило снегом. Все до одной могилы утопали в сугробах, обнаруживая себя лишь верхушками памятников.

Я заметила огромный гранитный камень, что высился у края протоптанной дорожки. Пришлось смахнуть с памятника толстую корку льда, чтобы увидеть портрет усопшего. Им оказалась красивая женщина лет пятидесяти со строгим лицом и пронзительным взглядом. «Котникова Мария Семеновна. 11.09.1961–24.07.2015», – гласила надпись. Чуть пониже кто-то выгравировал всего одно слово: Warum? Мне не были знакомы ни имя, ни лицо женщины, и я пожалела, что забрела сюда.

Лицо сводило от мороза, конечности давно потеряли чувствительность. Я приспустилась прочь с кладбища, когда услышала хруст ботинок за спиной. Повернув голову, я увидела женщину в пышном красном пуховике и шапке-ушанке. Она удалялась с кладбища в противоположную от меня сторону, к заметенной деревенской дороге и заведенной «Ниве».

Я воровато оглянулась, чтобы проверить, не видит ли меня кто-то из дома (тогда я впервые обрадовалась, что окна заколочены), и бросилась сквозь сугробы за женщиной.

Она не сразу обернулась на зов, а когда я нагнала ее, встретила хмурым враждебным взором.

– Прошу прощения. Меня зовут Женя, я пишу статью о Котниковой Марии, – на ходу состряпала я. – Вы здесь живете?

– Жила. Во всей деревне остались только две старухи, и те скоро отправятся на тот свет. – Незнакомка мотнула головой в сторону укутанных белизной памятников. – Я приехала к матери.

Она была полноватой, но с ровной волевой спиной. Морщины и ожесточенный взгляд серых глаз старили женщину, однако на вид я дала бы ей не больше сорока.

– Надежда, – представилась она. – Так что ты здесь забыла?

– Я же сказала, пишу статью…

– Да-да, я слышала, – перебила она. – Грязное дело. Ищешь, у кого взять интервью?

Я кивнула. Удача наконец-то помахала перед моим носом заветным шансом.

– Хорошо. Ты на автобусе сюда добралась? Пойдем в машину, по дороге в город расскажу.

– Нет, я… Я задержусь здесь на какое-то время, знаете, поснимаю дом… Не могли бы вы рассказать, кто такая Мария?

Я в испуге притихла. У Котниковой был самый большой памятник на погосте. При жизни она должна была что-то значить для местных.

К счастью, интуиция не подвела меня. Взгляд Надежды помрачнел.

– Не люблю вспоминать эту суку. Тварь, каких поискать. Кое-что вы, наверное, слышали. Отец Машки, дядя Семен, был хороший мужик, ветеран войны. Ушел девятнадцатилетним пацаном, а вернулся седым мужчиной. Мать говорила, каждая девчонка в деревне мечтала стать ему женой, но Семен не торопился. Жил спокойненько у матери и, говорят, хранил у нее картины, книги, которые привез из Германии. В те годы к нам часто приезжали чужаки, покупали у него то одно, то другое. Он скопил кучу денег, нанял столичного архитектора, построил дом на отшибе. Потом женился.

Его избранницей стала тетя Зоя, на тот момент первая красавица в деревне. Особой любви между ними вроде как не было, но жили мирно. Только детей Зоя не хотела, почему – не знаю, мать так моя сказывала. Семену шел, наверно, четвертый десяток, а Зое только-только исполнилось двадцать. Как бы там ни было, году в шестидесятом она все-таки родила – Машку. – Надежда скорее выплюнула, чем произнесла имя. – Рыжая, молчаливая, злобная. Старше меня лет на десять, так что помню я ее уже подростком. Говорили, отец выучил Машку немецкому, а та нашла у него иностранные книги, которые он не смог продать, – вроде как сатанинские, с черной магией, жертвоприношением и прочей ересью. По всей деревне начали пропадать куры, гуси, коты. Мы с матерью тогда чуть по миру не пошли от голода. Еще и пес мой пропал, Тишка. Потом кто-то из мальчишек притащил толстую сумку с кровью. Сказали, нашли в лесу на черном камне. Так мы Тишку и нашли.

– Какой ужас… Виновного нашли?

– Каждая собака в деревне знала, кто виновен. Машка. Ходила вся важная, грубила кому ни попадя, а потом делала порчу.

– И