а значит, его не признает реликвия. Если Шелагины не хотят скандала, то не мне запускать слухи.

— Неужели у него кругов мало? — продолжил допытываться Агеев.

— Дался тебе Николай, — не выдержал я. — Я пришел сюда отпраздновать свою победу с друзьями, а не обсуждать всякую ерунду.

— Там точно не ерунда, — заметил Федя, — если он до сих пор под домашним арестом.

— Это вы так пытаетесь уйти от дегустации торта? Уверяю вас, он съедобный, просто немного помялся.

Разговор удалось перевести не только на другую тему, но и в гостиную, где мы устроились вокруг журнального столика — ничего крупнее там не было. Хорошо хоть столик был не слишком мелкий и, хоть с трудом, но поместилось все.

Дашка предложила вывести на экран большого телевизора мои бои, но я ее отговорил: не было никакого желания опять погружаться в ту атмосферу, хотелось как можно скорее отстраниться от тех соревнований. И настроиться на новые.

Разговор не клеился. Агеев в нашей кампании казался лишним, но только мне и Феде, по Даше было видно, что с тортом я безнадежно опоздал. Понемногу мы все же разговорились, но тут в дверь позвонили и в квартиру ввалился запыхавшийся Зырянов. Следит за дочерью, не иначе.

— О, Илья, надо же, и ты тут, — обрадовался он. — Не ожидал тебя встретить, но рад. У меня как раз к тебе есть деловой разговор.

Не ожидал он, как же. Специально ради меня подорвался и приехал — по нему видно.

— Какие у меня могут быть с вами дела, Григорий Савельевич? — усмехнулся я. — Вы сами разорвали договор.

«Эй, не торопись ругаться, — заволновался Песец. — Нам с него еще кровь цедить».

— На то у меня была веская причина, — ответил Зырянов. — И она никуда не делась, Илья.

Намек в его голосе не услышал бы только глухой.

— Пап, ты опять за свое! — возмутилась Дашка. — Илья — мой друг, прекрати требовать, чтобы мы с ним не встречались.

Агеев удивленно дернул бровью и посмотрел на Зырянова с большой приязнью, чего тот даже не заметил, потому что глядел на дочь.

— Дарья, да при чем тут ты? Ты, прости, не пуп земли, чтобы всё вокруг тебя вертелось. Мои дела с Ильей к тебе никакого отношения не имеют. Во всяком случае сейчас. У нас с ним был договор, в котором ты даже не упоминалась.

Письменно — да, а устно Зырянов постоянно твердил, что я должен держаться от Дашки подальше. Но теперь-то что? Почти все разрешилось, на взгляд постороннего человека. Или Зырянов знает что-то еще?

Поэтому я не стал возражать, когда он предложил уединиться на кухне. И даже защиту поставил, чтобы слишком любопытные уши не услышали им не предназначенного.

— Илья, я тебя о чем просил? — начал он с наезда.

— Сейчас рядом со мной безопасно, — напомнил я.

— Ты меня разочаровываешь, — выдал он. — С чего ты взял такую глупость? Ты здорово потоптался на Живетьевых, из-за тебя Эрнесту пришлось сбежать…

— И обнаружилось, что Николай Шелагин — его сын. И что?

— Ты совсем идиот? — разозлился Зырянов. — Живетьева — не из тех, кто прощает. Она, как ядовитая змея, затаится, а потом укусит тогда, когда ты меньше всего этого ожидаешь. И я не хочу, чтобы на тот момент рядом с тобой оказалась Дарья. Она у меня одна. Усек?

— Зато вы хотите, чтобы рядом с ней оказался Агеев.

— Не то что бы я этого хотел, но он всяко лучше, чем ты, — недовольно бросил Зырянов.

«Теоретически ему можно дать по голове и нацедить крови с бессознательного тела, — зло ощерился Песец. — Ранку залечишь — он даже не заметит, что его использовали. Ишь ты, Агеев лучше тебя. Такое оскорбление смывается только кровью».

Зырянов не подозревал о кровожадных планах, которые зрели внутри меня, и к которым я имел лишь косвенное отношение. Он понял, что я отвечать не собираюсь, и продолжил:

— Илья, ты извини, если что не так. Человек я прямой, политесам не обучен. Ты мне всегда нравился, честно скажу. Но в нынешней ситуации тебя либо убьют, либо ты станешь князем в перспективе, поэтому Дарья тебе не пара. Вот княжна, с которой ты помолвку заключил — самое оно. Не морочь Дарье голову, по-хорошему прошу. Как её отец прошу.

В этот раз он шантажировать даже не пытался.

— Просто по-дружески встречаться мы не можем, по-вашему?

— Да какое по-дружески? — досадливо сказал он. — Будешь перед ней маячить, она так и не определится, кто ей нужен.

— По-моему, она уже определилась.

— Близко к этому, согласен. Но я Дарью слишком хорошо знаю, чтобы не опасаться последствий даже ваших сегодняшних посиделок.

Я тоже хорошо знал Дашку, поэтому был уверен, что нынешние посиделки ничего не изменят. Она если что-то решила, то с концами. Только терять ее как друга не хотелось. Да и благодарен я ей был за всё. Объяснять это паникующему Дашкиному отцу смысла не было, все равно не воспримет сейчас. Он примчался, как только узнал, что я пришел к его дочери, а значит, присматривает и часто бывает в Верейске.

— Григорий Савельевич, я ваше беспокойство понимаю…

— А если понимаешь, то давай я тебя сейчас в Философский Камень подброшу? — предложил Зырянов. — Дарье скажем, что мне срочно нужны зелья, по которым у нас договор. Мне они действительно нужны, у меня и список при себе.

Я чуть не рассмеялся прямо ему в лицо. Вот ведь жук, везде ищет выгоду, и, даже убирая меня от дочери, хочет добиться еще одной цели.

— Вы его расторгли, Григорий Савельевич, — опять напомнил я. — Так что придется вам закупаться в другом месте. Нет у меня времени заниматься вашими заказами. Разве что…

Я посмотрел на него с сомнением. Согласится или нет поделиться кровью? Вариант Песца я не отвергал, но опыта по точечным кровопусканиям у меня не было. Могу накосячить.

— Разве что что? — поторопил меня Зырянов.

— Разве что согласитесь поделиться образцом своей крови.

— В смысле? — опешил он.

— В смысле нацедите миллилитров пятьдесят. Нужно для проверки одного артефакта Древних.

И пузырек, и стазисный контейнер были при мне, так что при согласии было куда отправлять на хранение.