Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С кем еще дружила Соня? Свиридов вот у нее в друзьях, но у того все забито его футбольными достижениями. Вова, Сережа, Ульяна, вспоминаю Сониных друзей. У первых двоих закрыты профили.
Остается Ульяна. О, у этой несколько сотен фотографий. Сейчас буду смотреть все.
Листаю, листаю, листаю… Пока не дохожу до фотографии с ребенком Софьи. Уля сидит за столом, мальчик у нее на коленях. Фотография опубликована полтора года назад. Подпись: «Мой любимый крестник».
Даже так, оказывается. Ульяна покрестила Сониного сына. Щелкаю дальше. Сонин сын еще встречается, как и сама Соня. По фотографиям у Ульяны можно отследить, как рос мальчик. На снимках, опубликованных четыре года назад, Владик совсем не новорожденный. А где-то примерно… двухлетний.
Листаю дальше и чувствую, как кровь в жилах застывает. Каждый новых вдох дается мучительно тяжело, легкие разрывает. Горло стягивает тугой проволокой, больно сглотнуть.
Но я, словно мазохист, продолжаю смотреть фотографии дальше. Пока не дохожу до самого важного снимка. Ульяна стоит на фоне церкви, в руках у нее сверток с ребенком и подпись к фотографии: «Теперь Сонькин сын и мой сын тоже! Я стала крестной мамой)))))))». Фото опубликовано шесть лет назад.
Глава 28.
Вернувшись из Иерусалима, нас встречает страшная новость: свекровь сломала ногу. Оказывается, Антонина Павловна сломала ее еще, когда мы были в Израиле, но решила не портить нам отпуск, поэтому сказала, только когда мы приземлились. Бросив чемоданы в квартире, тут же втроем мчимся к ней.
Антонина Павловна дома с гипсом, ей помогает по хозяйству сестра.
— Мама, давай в больницу! — настаивает Игорь.
— Я что, инвалид? — возмущается. — Зачем мне больница? Езжайте к себе, вы устали с дороги.
— Мама, надо посмотреть, как срастается кость!
— Мне делали рентген. Все там нормально, — отмахивается.
Попытки мужа уговорить свекровь лечь в стационар не увенчиваются успехом, и мы уезжаем. Разбирать чемоданы нет сил, поэтому я откладываю это на завтра.
Утро понедельника начинается, как всегда. Поднимаю Игоря и Владика, готовлю завтрак, провожаю их, мою посуду. Сейчас разберу чемоданы и поеду к Антонине Павловне.
Мы решили переезжать в Израиль, Игорь дал клинике положительный ответ. На работу он выйдет с начала сентября. К этому времени нам нужно подготовиться к переезду, найти в Иерусалиме жилье, устроить Владика в школу. В самое ближайшее время найму сыну репетитора по английскому и буду заниматься с ним сама. Что касается моей учебы, то поступлю в Москве на заочное и буду ездить на сессию.
Впереди тяжелые и суетные три месяца. Боюсь, что этого времени будет недостаточно для того, чтобы Влад заговорил по-английски. Надо было отдавать его в английский садик. Я хотела, но поблизости к дому такого не оказалось. А сын и так еле-еле встает по утрам в сад, который у дома, поднимать Влада еще раньше было бы слишком тяжело.
Из мыслей меня вырывает звонок мобильного. Бросаю разбор чемодана и тянусь к тумбочке за телефоном. Но тут же каменею, видя на экране имя Соболева.
Сердце пускается в галоп, пока я оторопело пялюсь на экран. Мне звонит Дима. Зачем?
Дрожащим пальцем провожу по экрану и принимаю вызов.
— Алло, — произношу, испытывая животный страх.
— Привет, ты сейчас где? — его голос уверенный, дерзкий. Ни капли смятения или стеснения.
— Дома…
— Я стою у твоего подъезда. Открой и скажи, куда подниматься?
Я теряю дар речи. Сижу на полу у чемодана, вцепившись ладонью в трубку, и чувствую, как ужас сковал горло.
— Чего молчишь? Я у твоего подъезда. Открой дверь и скажи, на какой этаж подниматься.
Дима как будто бы очень торопится. Улавливаю через динамик его тяжелое дыхание. Что с ним? Зачем пришел? Почему-то мне кажется, что он зол.
— Сонь, если ты сейчас же не впустишь меня в подъезд и не назовешь этаж с номером квартиры, то я взломаю базу данных МВД и посмотрю, где ты прописана. А потом приду и нахрен выбью дверь в твою квартиру ногой. Ты этого хочешь? Или все-таки откроешь мне сама?
Я не прописана в квартире Игоря, но все же угроза Соболева мне не нравится.
— Эээ… — обретаю голос. — Да, конечно. Ты сейчас у подъезда?
— Да.
— Тогда открываю.
Подскакиваю на ноги и бегу к домофону. Нажимаю кнопку.
— Этаж и номер квартиры?
Надо полагать, Соболев вошел в подъезд.
— Десятый этаж, квартира 705.
Короткие гудки.
Я так и остаюсь стоять у домофона с мобильником в руке. Через минуту отмираю, понимая, что на мне шелковая комбинация, в которой я спала. Проводив Игоря и Владика, я даже не переоделась. Но не встречать же мне так Диму.
В два шага преодолеваю расстояние до чемодана, хватаю из него первый попавшийся сарафан и тороплюсь напялить на себя. Застегнув молнию, понимаю, что не надела лифчик. Но уже поздно, потому что раздается настойчивый звонок в дверь.
Вздрагиваю. Дима снова звонит, хотя не прошло еще и десяти секунд с первого звонка. Набрав в грудь побольше воздуха и кое-как уняв дрожь в теле, открываю.
— Привет, — Соболев бесцеремонно отодвигает меня в сторону и проходит в квартиру. — Ты одна или буду сейчас знакомиться с твоим мужем?
— Одна…
— Отлично.
Дима сам захлопывает дверь и поворачивает замок. Я испуганно пячусь назад, пока не упираюсь в стену. Соболев в футболке, джинсах и кроссовках проходит вглубь прихожей и оглядывает квартиру. Не разувается. А я терпеть не могу, когда по квартире ходят обутыми. Но сейчас мне настолько страшно, что не решаюсь попросить Диму снять кроссовки.
Соболев опускает взгляд на фотографию Владика, что стоит на столике в прихожей. Затем перемещает взор на несколько пар детской обуви у стены. Плохое предчувствие ползет под кожей, сковывая внутренности. На позвоночнике выступает испарина, становится тяжело дышать.
— Зачем ты пришел? — нахожу в себе силы спросить.
Наконец-то он теперь смотрит на меня. Проходится цепко и оценивающе, задерживаясь на моих оголенных ногах и груди. Щеки тут же вспыхивают, когда я понимаю, что, должно быть, Диме заметно, что я без лифчика. Вот только вместе со стыдом и страхом по телу прокатывается еще одно чувство. Желание.
Господи, я сошла с ума! При живом муже в его квартире я стою и теку от