Через несколько минут адский холод начал утихать и я уже было подумал, что старик что-то перепутал. Но вскоре холод сменился адским же жжением, будто руку окунули в магму.

Когда произошло это «переключение», я дернулся от неожиданности. Так сильно, что ноготь на среднем пальце правой руки, которым я, видимо, слишком сильно впился в деревянный подлокотник, оторвало от мяса.

Это, неожиданно, сработало как что-то вроде отвлечения внимания, слегка уменьшив боль в левой руке. К сожалению, ненадолго.

Жар и холод сменяли друг друга с завидной периодичностью, почти точно раз в шесть минут. Ну, либо это мои внутренние часы настолько сбились от всей этой боли, что я начал подстраивать их под боль.

Но по крайней мере выше определенного порога эта боль не заходила и совершенно точно была поменьше, чем рассечение мяса наживую. Так, считая в уме секунды, я провел в кресле восемьдесят три минуты.

Пару раз из своей комнатки приходил Нимпус, проверить, как у меня дела. Я его уже привычно посылал, и он уходил.

И, наконец, боль начала действительно утихать. В конце концов все пришло к интенсивности, лишь ненамного большей, чем та, что мучила меня последнюю неделю.

Спать с пульсирующей то жаром, то холодом рукой, я бы, конечно, не смог. Но вот расслабить все остальное тело теперь казалось абсолютно необходимым.

Так что, когда старик явился для очередной проверки, я уже не стал говорить ему ничего лишнего, просто кивнув на вопрос: «Лучше?» — и еще раз кивнув, когда он предложил мне принять горизонтальное положение.

Следующие часов десять прошли в какой-то прострации. Кажется, я пару раз все-таки отключался, но до полноценного сна это забытье даже близко не дотягивало.

Только часам к восьми утра, когда по идее должна была начаться моя уже вторая смена, как подмастерья Нимпуса, я как-то неожиданно понял, что левая рука почти не болит. Единственное, что осталось — это немного неприятное чувство распирания, будто надел перчатку размером меньше нужного.

Осторожно приподнявшись на кушетке старика, сбросив с себя колючий шерстяной плед, пропитавшийся моим по́том, и спустив на пол ноги, я поднял левую руку к лицу.

Бинт был в крови, но ее было немного. С некоторой настороженностью я начал разматывать витки, готовый увидеть что угодно, от темно-фиолетовой гангренозной плоти до пары новых отросших пальцев.

Однако результат оказался куда прозаичнее. Сняв бинты и стерев ими остатки мази, перемешанной с запекшейся кровью, я увидел на тех местах, где еще полдня назад были швы, просто гладкую кожу.

Изрубцованную по самое «не могу», красную, горячую, покрытую, вместе со всей кистью до середины предплечья, мелкими пупырышками сыпи, как и «обещал» Нимпус, и слегка пульсирующую, чем, видимо, и было вызвано то давящее чувство. Но в остальном это была просто кожа, словно на этом мести никогда и не было пары пальцев.

Правда, разрубленные косточки под этой кожей, которыми я все еще мог шевелить, говорили об обратном. Но это было и не важно. К тому же такая возможность свидетельствовала о том, что и паралича мышц, что было еще одним побочным эффектом, не произошло.

Поделав пару минут зарядку для пальцев, я добился того, что давящее чувство исчезло. А вот сыпь неожиданно начала неприятно зудеть, что было мизерной платой за залеченные за ночь пальцы, но все равно не слишком-то приятно.

Спрятав ладонь поглубже в рукав, чтобы максимально избегать соблазна, я осмотрел каморку старика в поисках своего кресла. Не нашел, после чего смутно вспомнил, что после того, как с помощью близнецов я перевалился на кушетку, они откатили кресло обратно в лабораторию, так как старик начал жаловаться, что кресло занимает слишком много места.

— Эй! — крикнул я в приоткрытую дверь. — Есть кто⁈

Спустя полминуты в каморку заглянул бугай.

— Вы очнулись, — удовлетворенно кивнул он, после чего слегка улыбнулся и тут же нахмурился, видимо сам не ожидая такой реакции.

Я хмыкнул. Его нанял отец, отчитывался бугай перед ним и приказы исполнял его, а не мои. Но плохим человеком или черствым сухарем, не понимавшим ничего кроме работы, он явно не был и, похоже, даже вполне искренне за меня переживал.

— Я так и не спросил. Как тебя зовут?

Несколько секунд он обдумывал, можно ли ему ответить на этот вопрос. Но в конце концов, видимо, решив, что и так уже слишком много раз за последние сутки выходил за рамки отданного приказа: «Сопровождать, защищать и не вмешиваться», — как-то устало вздохнул и представился:

— Шейн.

— Хорошо, — кивнул я. — Приятно познакомиться. А теперь, пожалуйста, скажи близнецам прикатить мое кресло.

Через пару минут я уже выехал в лабораторию и хотел было спросить о том, где старик, но тут живот вдруг скрутила самая настоящая судорога. Так что местоположение Нимпуса отступило на второй план.

— Смотайся и купи мне еды, — приказал я Дзинте, когда спазм прошел и я смог распрямиться.

— У меня денег не осталось, — развел он руками.

— Я вам вчера дал пятьсот астер на двоих, — прорычал я. — Хочешь сказать, вы все потратили на фигурки гладиаторов⁈

— Они недешевые… — пробурчал Дзинта себе под нос, явно прекрасно понимая, что находится в миллиметре от звездюлей.

Я тяжело вздохнул, чувствуя, как к бурчанию в животе присоединяется головная боль. Дзинта и Гинта ведь были заметно старше меня, им было уже за двадцать. А мозги будто бы перестали расти в тот момент, когда они стали моими слугами.

Не скажу, что я был идеальным господином. Но настолько тупить-то тоже нельзя!

— На! — я достал из кошелька и протянул ему сотенную бумажку. — Если ты хотя бы подумаешь о том, чтобы купить на эти деньги что-то кроме еды на пятерых, я скажу Нимпусу, чтобы свое следующее средство он испытывал на тебе. Понял меня⁈

— Так точно!

Дзинта убежал, а я вытащил левую ладонь из рукава, чтобы осмотреть под ярким светом лабораторных ламп.

— Выглядит жутковато, — вынес свой вердикт подошедший Гинта.

— Может быть, — кивнул я.

Видеть гладкую кожу там, где совсем недавно были пальцы, действительно было… неуютно.

— Болит?

— Почти нет. Чешется. Нимпус давно ушел? Я хотел его спросить, как скоро сойдет сыпь.

— Ушел около получаса назад, сказал что скоро вернется.

— Очень скоро! — раздался из-за лабиринта стеллажей голос старика. Спустя полминуты он