Я полезла в сумку, чтобы достать жвачку, а когда подняла глаза, увидела, что возле аудитории Льюиса, привалившись к стене, стоит Кромвель. Он находился достаточно близко и наверняка слышал разговор с Брайсом.

Кромвель смотрел на меня хмуро, почти сердито. Ну и наплевать. Потому что ночью я видела только полуголую Кейси в его постели, всклокоченные волосы и потную, поднимающуюся грудь.

Расправив плечи, я прошла мимо Кромвеля и вышла на улицу, в объятия прохладного осеннего дня. Пронизывающий ветер приятно освежал горящие щеки. Интересно, есть ли лекарство, приняв которое я перестану так реагировать на появление Кромвеля?

Вероятно, лучше всего тут поможет принцип: с глаз долой – из сердца вон.

Итак, я твердо решила держаться подальше от этого типа. Оглянувшись, я снова увидела его: он стоял возле дверей и курил, не сводя с меня пристального взгляда. В его синих глазах явственно проглядывала грусть, и у меня перехватило дыхание.

Поэтому я пониже опустила голову и отправилась на следующую пару.

Больше я не оборачивалась.

Кромвель

– Что?

Я не верил своим ушам.

– Начиная с сегодняшнего дня ты будешь работать один, – повторил Льюис. – Я решил разделить вас с мисс Фаррадей. Заниматься в паре у вас не получается. Вы до сих пор не создали даже отрывка. – Он пожал плечами. – Некоторые люди не могут творить вместе, так что теперь у тебя есть возможность работать над композицией самостоятельно.

Я потрясенно уставился на Льюиса. Бонни больше не хочет работать вместе со мной. С упавшим сердцем я сел на свое место. Перед глазами стояло ее лицо. Тогда, в среду, она стояла перед дверью и увидела меня, увидела Кейси в моей постели. Я поерзал на стуле, и тут меня как ножом ударили.

Бонни страдала, я видел это в ее карих глазах.

Это я причинил ей боль.

Той ночью я сразу спровадил Кейси – не смог продолжать то, чем мы занимались до того, как раздался стук в дверь. Я видел только лицо Бонни. Даже будучи в стельку пьяным, я понял, что крупно накосячил.

И вот я сидел перед Льюисом, и мое плечо горело огнем в том месте, где его касалась ладошка Бонни, пока я играл на пианино. Тогда, к моей огромной досаде, я даже не осознавал, что именно играю. А играл я ту самую вещь, к которой когда-то решил больше не возвращаться.

Бонни ее слышала.

До сих пор эту музыку не слышал никто, кроме меня самого.

– Кромвель, – сказал Льюис, выводя меня из задумчивости.

– Отлично, мне все равно.

Я выбежал из кабинета и помчался по коридору. Несколько попавшихся мне навстречу студентов музыкального отделения поспешили отпрыгнуть в сторону и уступить дорогу. Бонни ушла из моей жизни. По большому счету мне от этого не должно было быть ни тепло ни холодно, ведь именно этого я и хотел.

Но меня словно жгло огнем, я не мог думать ни о чем другом и не мог смириться. Мне комфортнее работать одному, я всегда так делал, но стоило лишь подумать, что Бонни не будет рядом…

Я быстро выкурил сигарету и пошел домой, но с каждым шагом распалялся только сильнее. Я не сомневался: все это устроила сама Бонни. Это она уговорила Льюиса нас разделить. Распахнув дверь, я вломился в свою комнату. Истона там не было. Вот и прекрасно.

Приоткрыв окно, чтобы не сработала пожарная сигнализация, я запалил очередную сигарету, сел за стол и включил новый ноутбук. Надел наушники, отгородившись от остального мира, и позволил цветам вести меня за собой.

Я закрыл глаза, и передо мной возникли яркие фигуры. Следуя за причудливым рисунком, я быстро ударял пальцами по клавишам ноутбука и драм-машины.

Я работал как заведенный, пока у меня не закончились сигареты, а пальцы не заныли. Последние оставшиеся у нас банки пива я тоже допил, как и двухлитровую бутылку кока-колы. Сняв наушники, я обнаружил, что на улице уже стемнело, а у меня в душе ничего не изменилось. Я мог создавать такие миксы, от которых у посетителей ночных клубов сносило крышу, и они готовы были поклоняться мне, точно богу, однако нынешнее положение вещей от этого не менялось.

Я по-прежнему злился на себя, потому что все испортил. Злость бежала по моим венам и в любой момент могла вспыхнуть, как бензин. Запрокинув голову, я застонал от бессилия.

Бонни меня бросила, потому что я ее обидел.

Сбежав от нее, я напился, наклюкался до такой степени, что захотел выступить. Мне нужно было чем-то себя занять. Когда я немного очухался, то обнаружил, что мы уже в Амбаре. Там я выпил бутылку виски, чтобы забыть о Бонни, подавить страстное желание побежать к ней и все рассказать. Она слишком близко ко мне подобралась, и когда находилась рядом, со мной что-то происходило. Моя защита давала сбой.

Нельзя, чтобы мои внутренние стены рухнули.

Кейси тоже была в Амбаре и липла ко мне, как жвачка к подошве ботинка. Не сумев выбросить Бонни из головы, я решил утешиться с другой. А когда девушка появилась на пороге моей комнаты, посмотрела на меня снизу вверх огромными карими глазами, я понял, что все испортил.

Ничего не помогало, Бонни Фаррадей крепко засела у меня в голове.

«Тогда, может, в восемь часов в кофейне «Джефферсон»?» Слова того недоноска молнией промелькнули в мозгу. Я поглядел на часы. Сейчас Бонни, вероятно, уже с ним. Уже девять. При мысли о том, что девушка, которая мне нравится, вместе с Брайсом Маккарти, у меня в животе образовалась огромная яма; с каждой секундой она становилась все больше и больше, пока вдруг я не обнаружил, что выбегаю из комнаты и стремглав лечу по главной улице.

Мне мерещились карие глаза Бонни, и это видение подхлестывало меня, заставляя бежать все быстрее. Как она улыбалась, как называла меня по имени… Мое плечо до сих пор горело в том месте, где его касалась ладонь Бонни; я до сих пор ощущал прикосновение ее рук на своих щеках, все еще чувствовал исходящий от нее аромат ванили и персика.

Чувствовал на языке сладость.

Перед кофейней я остановился как вкопанный, вскинул голову и велел себе идти домой и не делать глупостей. Вот только ноги не подчинялись голосу разума, и разраставшаяся в животе яма не давала мне повернуть обратно. Бонни сейчас сидит там с Брайсом.

Эта мысль меня просто убивала.

Стиснув зубы, я вытянул шею, заглянул в окно, и в груди у меня словно образовался огромный камень: Бонни сидела за своим обычным столиком, а рядом с ней устроился этот урод Брайс. Распущенные волосы девушки красиво ниспадали на плечи, а на висках завивались. Никогда не видел, чтобы она носила их распущенными.

Бонни выглядела так… я не мог отвести от нее глаз.

Сегодня она надела то самое фиолетовое платье, в котором пришла в ночной клуб в Брайтоне. Какой-то человек вышел из кофейни, сжимая в руках стакан кофе навынос. Он придержал дверь и спросил: