Я сел на свое место и помахал Сэму, призывая налить мне еще кофе. У меня за спиной скрипнул стул, и, обернувшись, я увидел, как Брайс встает.

– Извини, Бонни. Может, перенесем нашу встречу на другой день?

– Ты уходишь? – прошептала она.

Голос девушки жалобно дрогнул, и я с досадой ощутил, как у меня внутри все перевернулось. Ее печальный голос оказался бледно-серым. Сердце по-прежнему бешено колотилось в груди, но когда красный туман, застилавший мне глаза, рассеялся, я обернулся, увидел бледное лицо Бонни и ощутил нечто вроде раскаяния.

– Ага… Я… Я тебе позже позвоню, ладно?

Хлопнула дверь кофейни. Бонни смотрела на меня обиженно.

– Зачем? – проговорила она вполголоса. – Почему ты пришел сюда именно сегодня? – Она лихорадочно пошарила в сумочке и швырнула на стол несколько банкнот и горсть мелочи. – Решил отомстить, потому что мы больше не партнеры? – Она безрадостно засмеялась. – Молодец, Кромвель. Тебе удалось испортить мне вечер.

Она так резко вскочила со стула, что, кажется, на миг потеряла равновесие. Сэм подскочил и поддержал ее в тот самый миг, когда я вскочил с места.

– Как ты? – спросил он.

Бонни прижала ладонь ко лбу.

– Все отлично, я просто слишком быстро встала.

Она выдернула руку и бросилась к двери.

Я бросил злобный взгляд на Сэма – тот хмуро воззрился на меня, – бросил на стол двадцатку и вышел из-за стола. Когда я проходил мимо, он схватил меня за руку.

– Оставь ее в покое.

Резко остановившись, я посмотрел на его пальцы, сжимающие мое предплечье.

– Лучше бы тебе отпустить мою руку.

Сэм отшатнулся, глаза у него округлились, а я, оттолкнув его плечом, рванул к двери. Выбежав на главную улицу, я огляделся, но Бонни не увидел, перешел дорогу и наконец заметил ее вдалеке: девушка стояла в свете фонаря, прислонившись к стене какого-то антикварного магазина. Поверх платья она накинула на плечи джинсовую куртку, а на ногах были короткие коричневые сапожки.

Когда я подошел, Бонни подняла голову; она выглядела уставшей и измотанной.

– Он ушел. – Она обвела взглядом темную улицу, потом посмотрела на меня. В глазах у нее блестели слезы. – Я всего лишь хотела провести нормальный вечер, – прошептала она. – После всего… Я просто хотела, чтобы сегодня все прошло нормально.

Это прозвучало с таким надрывом, что у меня в груди что-то произошло, словно треснуло. Бонни вытерла скатившуюся по щеке слезу.

– Я никогда не позволяла себе ничего подобного, потому что не могла. – Она всхлипнула, выпрямилась и посмотрела мне прямо в глаза. – Но мне хотелось узнать, каково это, хотелось хотя бы один вечер не думать обо всем этом…

Я таращился на нее, не зная, что сказать. О чем она, черт возьми, говорит? О чем хочет забыть?

Я провел ладонью по волосам. Слезы полились из глаз Бонни, она оттолкнулась от стены и повернулась ко мне. Теперь ее лицо исказилось от злости. Очень знакомое мне чувство.

– Сегодня ты проявил жестокость, Кромвель Дин. Ты был холодным, несносным и злым.

Она шагнула вплотную ко мне, так что наши лица почти соприкасались.

– Просто оставь меня в покое. – Она опустила взгляд. – Пожалуйста.

Бонни повернулась и зашагала к своей машине. Когда я услышал ее пронизанный болью голос, увидел, как она уходит, у меня внутри что-то щелкнуло. Кровь так быстро потекла по венам, что у меня закружилась голова. Я не раздумывал, просто действовал инстинктивно: рванулся за Бонни и схватил за руку. Девушка обернулась, и я потянул ее обратно, так что она ударилась спиной о стену.

– Кромвель, что…

Закончить она не успела, потому что я быстро наклонился и коснулся губами ее губ. Едва я ощутил ее вкус, сердце у меня застучало, как сумасшедшее. Бонни издала удивленный звук, но я его проглотил. Моя грудь прижималась к ее груди, я чувствовал тепло ее тела.

Она ответила на поцелуй. Ее губы приоткрылись, и мой язык скользнул по ее зубам. Мне хотелось выпить ее всю без остатка. Бонни обмякла в моих руках, вцепилась мне в предплечья, вонзив ногти в обнаженную кожу.

Мы словно превратились в пылающий костер. Я не мог остановиться, Бонни – тоже, ее губы двигались все быстрее, впивались в мои все сильнее. Наконец я отстранился, совершенно оглушенный. Бонни открыла глаза, и наши взгляды встретились.

Казалось, она смотрела на меня целую вечность, а потом в ее глазах блеснули слезы, и это окончательно разбило мне сердце. Девушка не сказала ни слова, щеки у нее покраснели, дыхание стало прерывистым. Затем она повернулась и побежала к своей машине; взревел мотор, а в следующую секунду она уехала. Я смотрел, как исчезают вдали огни задних фар.

Я стоял на тротуаре, глубоко дыша, мой разум словно пребывал в колдовском тумане. Опомнился я, только когда за спиной у меня раздался какой-то шум. В лицо ударил порыв холодного ветра, и я окончательно пришел в себя.

Я заставил себя двигаться и, машинально передвигая ноги, направился в сторону дома. Но каждый раз, делая шаг, я вспоминал наш поцелуй и ощущал на языке вкус персика. Опустив взгляд, я увидел, что на руках остались следы ногтей – Бонни ухватилась за меня очень крепко. Моя грудь еще хранила тепло ее тела.

– Черт, – пробормотал я и облизнул губы. Пирсинг на языке был еще теплым от ее прикосновений. Я шел, не замечая ничего и никого вокруг, я даже не понял, что дошел до своей комнаты, пока не уткнулся лбом в дверь.

Шагнув внутрь, я увидел, что Истон, с ног до головы забрызганный краской, сидит на своем рабочем стуле, а натянутый на мольберт холст закрашен темными цветами. Я уставился на картину. Обычно Истон отдавал предпочтение ярким краскам, и было странно видеть, что он вдруг переключился на серые, коричневые и темно-красные оттенки.

Приятель глянул на меня через плечо и буркнул:

– Кромвель.

Я в ответ молча кивнул. Голова шла кругом, мысли путались. Я мог думать только о сестре-близняшке Истона и об оставшемся на языке вкусе персика. Я рухнул на кровать и стал смотреть в потолок, а закрыв глаза, снова увидел Бонни, ее длинные волосы и коричневые сапожки. Тогда я с силой надавил ладонями на опущенные веки, пытаясь избавиться от этого образа.

«Сегодня ты проявил жестокость, Кромвель Дин. Ты был холодным, несносным и злым».

Эти слова вонзались в сердце, точно кинжалы, но боль, терзавшая мою душу, исчезла, когда я вспомнил, как смотрела на меня Бонни после поцелуя, вспомнил ее припухшие губы и порозовевшие щеки.

Я открыл глаза. Истон сидел на прежнем месте и смотрел на картину.

– Истон?

Кажется, мой голос вывел Истона из глубокой задумчивости.

В последнее время он вел себя как-то странно: словно замкнулся в себе и почти не лез в мою жизнь.