— Но не одна?

— Нет. Для самостоятельных прогулок требуется разрешение. А его опекуны мадемуазель Дюбар не давали.

— То есть они запретили?

— Не совсем так, — стушевался директор. — Они вообще не ответили на наш запрос…

— И вы это так оставили? — Недоверчиво вскинул бровь Ангэлер.

— Помилуйте, милорд! Мы направляли письма пять раз. И ни на одно не получили ответа. — Господин Хоуль беспомощно развел руками. — Что тут можно было сделать? Не заявляться же на порог дома советника Сюффрена…

Я подавилась вдохом. Пять раз! Пять раз директор писал моим опекунам! И все пять раз они не снизошли до ответа. А я удивлялась, что мое единственное письмо было проигнорировано… Стало так горько, будто я настойки полыни хлебнула.

— Думаю, в сложившейся ситуации школа должна взять на себя ответственность и принять самостоятельное решение. Пусть и запоздалое…

— Что вы предлагаете, милорд?

Вот и мне стало интересно. Что задумал лорд Арланд?

— Как глава совета попечителей я выдаю разрешение Элеоноре Дюбар покидать школу в свободные от занятий часы.

— Эм… Не уверен, что устав школы предполагает подобное, — озадаченно потер переносицу Марк Хоуль. — С другой стороны, ваше слово… Но вы уверены, милорд, в необходимости такого решения? — Директор с сомнением посмотрел на некромонга, а потом медленно перевел взгляд на меня. — Юным девушкам небезопасно разгуливать по городу в одиночку…

«Особенно тем, кого некому защищать», — осталось несказанным.

— Всецело с вами согласен, Марк. Поэтому мадемуазель Дюбар, — тут лорд Ангэлер посмотрел на меня в упор, — будет пользоваться нашим разрешением осмотрительно. Верно, Элеонора?

Я поспешно закивала, с трудом веря в услышанное. Неужели я смогу, как и все девочки, выходить за ограду?

Хотя и так вскоре смогла бы: до конца обучения оставалось совсем немного времени, а до моего дня рождения — и того меньше. Но получить разрешение здесь и сейчас, а тем более от лорда Арланда, было куда приятнее! На фоне озадаченного директора я буквально светилась от счастья, провожая глазами некромонга, пока тот не скрылся за воротами.

После нескольких дней, наполненных непрерывной болтовней, в которой взбудораженные воспитанницы делились впечатлениями о каникулах, жизнь в Сен-Грейс вернулась в привычное русло. Занятия, дежурства, посиделки в дортуаре и прогулки по школьному саду… Во время одной из прогулок Катрина умудрилась вернуть кадету Барроу магический сквид, благополучно дождавшийся нашего возвращения в обувнице.

В дальнем углу сада, за кустом ракитника, располагалось укромное местечко, где можно было подойти вплотную к ограде. Со стороны Королевского парка от любопытных глаз нашу школу в том месте скрывал пышный вечнозеленый кустарник. Между ним и забором при должной сноровке можно было протиснуться, что и сделал предприимчивый поклонник Кати. И как позже выяснилось — не один раз…

— Так он тебе понравился? — спросила я Катрину, когда мы готовились ко сну.

Последний учебный день недели медленно угасал, растворяясь на горизонте

коралловой дымкой. Город тихо засыпал, а во мне, наоборот, просыпалось желание поболтать. Тем более, что следующий день был выходным, а значит никто не придет нас будить ни свет ни заря. Эх, быстро я в доме Ангэлеров отвыкла от ранних подъемов…

Тема «страшного жилища некромонгов» была исчерпана в первые же дни. Я поведала девочкам обо всем, что происходило в доме лорда-попечителя. Только о поцелуе не сказала.

«Так он и не в доме случился», — нашлось достойное оправдание моего молчания.

Открыто говорить о чувствах к Ангэлеру — а в их наличии сомневаться уже не приходилось — я пока не была готова. Катрина же, напротив, охотно рассказывала о своем знакомстве с семьей потенциального супруга, вот только былого энтузиазма в ее голосе уже не слышалось.

— У него красивое имя… Леон Фирелл, — безрадостно начала Кати и, притянув колени к груди, обняла их руками.

— А сам-то он красивый? — подала голос Виктория, сражавшаяся перед зеркалом с непослушными кудрями.

— Да не особо… Но папа говорит, что он хорошо воспитанный, надежный и перспективный молодой человек…

— Звучит, как рецепт микстуры от зубной боли. Тебе хоть что-то в нем нравится?

— Да! Отсутствие интереса ко мне. Потому что всякий раз, когда за обедом он смотрел в мою сторону своими выпученными глазами, мне хотелось спрятаться под стол! К счастью, он это делал нечасто.

— О-о-о… — протянули мы с Викторией в голос, а Катрина лишь горестно вздохнула.

— Так может ну его, такого жениха? — Я ободряюще улыбнулась приунывшей подруге. — Не будет же тебя папенька против воли замуж выдавать!

— Не знаю… Не хочу спешить с выводами. Может, Леон не так и плох, просто я…

— Просто ты влюбилась в Филиппа Барроу! — пропела Вита, радостно сверкнув глазищами.

— Не влюбилась! — тотчас насупилась Кати. — Он мне небезразличен. Ну, хорошо! Он мне симпатичен, — призналась подруга в ответ на насмешливо вскинутую бровь Виктории. — Я поняла, когда сквид отдавала, что соскучилась по нему за время каникул. По ясному взгляду голубых глаз… и по робкой улыбке, от которой у него на щеках ямочки появляются…

— А кадет Барроу уже признался тебе в любви? — поинтересовалась я.

Если чувства взаимны, то объективно я не видела препятствий на пути

влюбленных. Кроме разве что настойчивого желания Катрины поселиться в Шлосберге. Но неужели она не отступится от него ради любви?

— Можно сказать, что признался. А еще он… поцеловал меня.

— И ты молчала?! — возмущенно уставилась на подругу Вита.

— Было как-то неловко вот так, ни с того ни с сего, об этом рассказывать, — потупилась та.

О, я понимала ее, как никто другой! Всё же поцелуй, тем более первый — очень интимное переживание, чтобы о нем легкомысленно болтать между делом.

— Тебе понравилось? — сменила гнев на милость взбудораженная новостью Виктория.

— Да… Было так жарко, так сладко… Сердце стучало, как сумасшедшее… А еще я до жути боялась, что нас застукают! — Прикрыв глаза, вспоминала Кати.

Слушая ее, я тоже вновь переживала наш с лордом Арландом поцелуй. Внезапный, страстный, лишающий воли… Тогда я совершенно потеряла голову и даже на мгновение не задумалась, а не видел ли нас кто-нибудь. А что если…

— Милая, если твое сердце отдано улыбашке Филиппу, то сдался тебе этот Леон Фирелл! — тряхнула кудрями Вита.

— Ты не понимаешь… Я ведь до вчерашнего вечера никогда не целовалась ни с кем. Что если еще больше мне понравилось бы с кем-то другим? Хотелось бы попробовать…

— Что?! — одновременно вскрикнули мы, уставившись на отчаянно краснеющую подругу.