И решился он на хитрость: ахнул и притворно застонал.

– Ага! – взвизгнул в восторге Черновцов, прекратил свою рубку и чиркнул зажигалкой. И словно от этого движения в оранжерее вспыхнул свет.

Черновцов стоял в проходе с зажигалкой в одной руке – саблей в другой. Костик находился в двух шагах от него, держа, как молоток, бесполезный пистолет. Оба они смотрели на вход в подвал, где в распахнутых дверях возник Саша. Ни в каком-нибудь старинном костюме, а в джинсах и ветровке. Левая рука на выключателе, в правой – длинная красивая шпага.

Несмотря на джинсы, Костику показалось, что на помощь ему вовремя явился бесстрашный мушкетер.

– Не убивай его, отрок, – усмехнулся Саша. – Оставь эту гадину мне!

– Ну ты! – взвыл Черновцов и, занеся саблю, как топор, двумя руками над головой, ринулся на противника.

Саша сделал едва заметное встречное движение, и страшный удар, которым можно было бы свалить медведя, скользнул в сторону, отраженный умелым звонким клинком.

– Еще попробуешь? – спокойно спросил «мушкетер».

– Зарублю!

И зазвенели клинки в подземелье, засверкала холодная сталь. Звериная сила и злоба столкнулись в жестоком бою с ловкостью и умением. Черновцов колол, рубил наотмашь, беспорядочно сыпал удары, а Саша неуловимо отражал их, отбрасывал в стороны, оставаясь неуязвимым.

И более того, как заметил Костик, Саша вел какую-то тонкую партию. Он, легко парируя удары сабли, успевал с усмешкой сказать Черновцову что-то обидное, несколько раз плашмя – звонко и сильно – ударил его по мягкому месту. Впечатление было такое, будто он умело и настойчиво зачем-то накалял противника до бешенства.

И это ему удалось. Черновцов отступил на несколько шагов, как для разбега, выставил вперед саблю и с ревом бросился на Сашу.

Тот сделал полуоборот, как матадор на арене, легко встретил опасный клинок своей быстрой шпагой и направил его в дверь.

Раз! И сабля, вонзившись в дерево, с треском ломается, а Черновцов, не в силах удержать свой мощный напор, по инерции летит вперед и ударяется лбом в притолоку. Ноги его подкашиваются, и он мешком опускается на пол.

– Опять головку зашиб, – покачал Саша головой. – Вот невезучий.

– Всем стоять! – раздался в дверях голос. – Руки на голову!

– Явление третье, – проворчал Саша. – Те же и участковый инспектор.

– Надрать вам уши? – осведомился, входя, Ратников.

– Это не так просто. Один уже попробовал, – Саша кивнул на лежащего в пыли веков Черновцова.

– Что с ним? – Ратников наклонился, взял за руку, попробовал пульс. – Живой.

– Головкой ударился. Разбежался – дверь пробовал открыть. А она в другую сторону открывается.

– Шутники! – Ратников снял с пояса наручники и защелкнул их на Черновцове.

Тот начал приходить в себя и что-то пробормотал.

– Что ты сказал? – спросил участковый.

– Ну ты!

– Мудрец, – восхищенно покрутил головой Саша и опустил шпагу в ножны. – Сколько слов знает! И каких!

Костик взял пакет и заглянул в него. Так и есть: рукописи, а на дне завернутые в тряпочку драгоценности.

Перед домом засигналила машина.

– Вставайте, граф, – Ратников тронул Черновцова за плечо. – Вас ждут великие дела. Лет на восемь.

«Оперотряд» Кольки Челюкана в полном составе собрался в комнате Оболенского. Еще были гости – Саша и Оля.

– Протокол будете вести? – съехидничал Саша. – Тогда уж занесите в него и тот случай, когда вы драпали от рыцаря.

– Мы не от тебя драпали, – возмутился Миха, – а Черновцова догоняли. А ты зато гремел здорово. По всем углам раскатился.

– И сундук мы нашли, – скромно добавил Вовчик. – И тайный ход.

– И могилу Оболенского, – сказал Костик. – Мы с Михой просмотрели в кладбищенской конторе старые книги, где всех покойников записывали…

– Да ну! – обрадовался Саша. – И что?

– Есть там одна запись… Вот я выписал. – И Костик прочитал: «А что в том углу, за усыпальницей купца Леонтьева, то в ней неизвестный, о чем на том месте камень положен». И дата совпадает день в день с исчезновением Оболенского.

– Ай молодцы, отроки! Пошли, навестим могилку несчастного князя. Чего здесь сидеть?

А действительно, чего здесь сидеть? Тайна князя разгадана. Клад найден. Преступники задержаны…

В дальнем углу кладбища, у разрушенной ограды, за «навороченным» памятником купцу Леонтьеву, среди кустов и бурьяна остановились у простого замшелого камня, глубоко ушедшего в землю.

Словно нарочно заморосил дождик.

Тут и участковый подоспел.

Постояли, помолчали, подумали – наверное, каждый о своем.

Саша и Оля – о том, что теперь не только можно развернуть экспозицию, посвященную декабристу гусару Оболенскому, но и привести его могилу в порядок, поставить на ней соответствующий его жизни и смерти памятник.

Костик – о том, как сложна жизнь, как неистребимо зло, как важно вовремя стать у него на пути со шпагой в руке.

Колька – о том… Пожалуй, о том же, о чем и Костик. Только более конкретно и практично. Теперь он твердо знал, какой профессии посвятит свою жизнь.

Миха думал о том, что «ну их, эти привидения». Куда вольготнее и спокойней в лесу, на речке. Однозначно.

О чем думал Васька-Кролик, сказать трудно. Его сейчас здесь не было. Он, наверное, мурлыкает среди своих зверюшек. И ждет, когда его позовут друзья, если им понадобится помощь.

Вовчик… Вовчик загрустил. В отличие от Михи, он вовсе не был рад тому, что вся история с бандитами и привидениями, с шагающими по ночным залам музея рыцарями и плавающими в окнах огоньками так быстро закончилась. Стало скучно. Нечего бояться и не с чем бороться. Так нельзя, братцы. Я так долго не выдержу…

Галка, похоже, ни о чем таком не думала. Она молча положила на камень букетик цветов и вздохнула.

А милиционер Ратников думал о том, какие хорошие у них в селе ребята. Отважные, дружные. Неравнодушные. Не бросят друга и не простят врагу. И еще он думал: сказать или не сказать Костику, что его записку в планшетке он обнаружил только сегодня? И что самоуверенному следователю ребята утерли нос, а начальство намылило шею?

Оля и Саша пошли проводить ребят на пристань. Когда лодка отошла от причала и в две пары весел ходко пошла по реке, они долго смотрели и махали ей вслед, а потом вернулись в музей. К своим делам.

– Чучела свои пошли наряжать, – сказал Миха, ворочая веслом. И против воли в его тоне чуть заметно проскочила маленькая нотка зависти. Как он ни отмахивался от «привидений», но к музею, к очарованию старины в его стенах привык. И сейчас он чувствовал, что ему чего-то не хватает и долго будет не хватать. Объяснить это он пока не мог и потому закончил фразу коротко и ясно: – Однозначно.