А ещё Яр был тогда ошалевший, высушенный войной и обезумевший от осознания того, что вернулся домой.

Когда Яр увидел Янку, что-то щёлкнуло в нём. Как свежая холодная вода хлынула по обожженной солнцем коже, как пахнуло в ноздри первым дуновением весны. От одного взгляда на девчонку сердце начинало биться сильней и тяжелело в паху – как бы Яр не пытался справиться с собой.

То, что проклятая Журавлёвскя дочка и не думала его жалеть, лишь подливало масла в огонь. Журавлёв-старший не видел ничего. Журавлёва-младшая не только видела, но и пользовалась своей властью, заставляя таскать за себя дрова и вёдра с водой, обхаживать на пляже; и соблазняя, соблазняя так, будто и без этих потуг у Яра от возбуждения глаза не лезли на лоб.

И то, что Яр всё-таки поцеловал её, было каким-то срывом тормозов. Его внедорожник стремительно пошёл под откос, едва губы коснулись губ Янки, а дальше его просто несло. Он чудом сумел оторваться от сладкого рта, но Янка тянулась к нему сама – Яр мог бы в этом поклясться.

Сказка, как водится, кончилась быстро. Сменилась орущим Жориком, которого Яр кое-как почти что сумел успокоить – и успокоил бы до конца, если бы мелкая мерзавка не заявила, хлопая своими ясными глазами, что это она – она, а не Яр! – была соблазнена.

Яр прокручивал в голове события того лета добрую половину ночи, сидя в баре и опрокидывая в себя одну рюмку коньяка за другой. И с каждой рюмкой яснее вставали перед глазами гладкие красивые щиколотки Янки.

Яр видел её такой, какой Янка была ровно девять лет назад, и эта Янка в его голове кричала от того, что в неё вонзался чужой член.

Яр понял, что надо заканчивать, когда услышал собственный крик и увидел на зеркальной стене по другую сторону стойки жёлтые брызги коньяка и там же – прозрачные осколки стакана.

Часы показывали половину второго.

Яр встал и двинулся к машине.

Больше он не помнил ничего.

Времени была половина одиннадцатого, но явно уже наступило утро. И, что самое паршивое, Янки в постели не было.

От осознания этого факта Яр проснулся мгновенно. Соскочил с кровати и, ойкнув от боли в занывшей ноге, подошёл к окну. Выдохнул, ощутив мгновенное облегчение, – Янка сидела к нему спиной на скамейке в патио. Плечи её прикрывала спортивная куртка, значит, она ещё и успела сходить на тренировку. Яр в который раз пообещал себе начать вставать в семь, как раньше, и ходить в тренажерку вместе с ней, но тут же забыл о собственном обещании, когда потянулся за брюками и ощутил боль в ноге.

Брюки были мокрыми. Впрочем, этот факт пока ни о чём Яру не говорил, только заставил предположить, что ночь всё-таки не закончилась разбитой рюмкой.

Он отбросил их в сторону, достал из шкафа джинсы и, натянув их, двинулся к выходу во двор.

Янка пила кофе. Дурацкая привычка – глотать кофеин после бега, которую Яр никогда не мог понять. При виде Яра она почему-то сжалась и отодвинулась подальше по скамье.

– Так… – произнёс Яр задумчиво.

– Так? – Янка подняла брови, и хотя во взгляде её проскользнула насмешка, поза всё ещё оставалась напряженной.

– Что вчера… – Яр замолк, внезапно одним траншем вспомнив всё.

Янка тоже молчала какое-то время. Взгляд её отразил усталость, а потом она тихо произнесла:

– Ничего, – и отвернулась.

Яр подсел к ней и накрыл её руку своей, но Янка тут же отдёрнула ладонь.

Настаивать Яр не стал. Посмотрел вперёд – на раскинувшийся напротив патио цветник. Потом перевёл взгляд на стоявший на столе набор посуды – на подносе стояли кофейник и ещё одна чашка.

– Ты меня ждала? – спросил он растерянно.

Янка промолчала.

Яр взялся за кофейник и, плеснув в чашку дымящегося напитка, сделал первый глоток.

– Я звонила Михаилу, – сказала Янка.

Яр скосил глаза и обнаружил, что Янка также исподволь косится на него, будто ожидая продолжения вчерашнего банкета.

– И? – спросил Яр.

– И не дозвонилась, – закончила Яна.

Снова наступила тишина. Потом Яна добавила:

– Думаю, он сам позвонит. Я ему явно интересна.

Яр нащупал лежащую на подносе пачку сигарет и закурил.

Какое-то время снова царила тишина.

– Яр, я хотела спросить… – произнесла Янка наконец и опять замолчала.

– О чём? – подтолкнул её Яр.

– Что ты будешь делать с плёнкой, если он не согласится, ну… На твои условия?

– Он согласится, – сказал Яр.

– Ты и про отца так говорил, – напомнила Янка. – А если нет?

Яр снова затянулся.

– Отдашь на ТВ? – продолжила Янка. – Как ту, на которой отец?

– Да.

– И что тогда будет со мной?

– А что будет с тобой?

Янка нервно хохотнула.

– Яр, думаю, тут уже мы с тобой оба сойдёмся на том, что я стану просто шлюхой. И не только для тебя, но и для всех, кто увидит эту дрянь.

Яр молчал. Янка тоже ничего больше не говорила. Так они и сидели плечом к плечу, почти физически ощущая растущую между ними стену из стекла.

Янка думала о будущем. Яр – о прошлом. Он вспоминал последние мгновения этой забытой ночи, когда Янка лежала перед ним – доверчиво раскрывшаяся и развратная. Позволяла гладить себя, как позволяла всегда, и в то же время оставалась почему-то чистой. Несмотря ни на что всё её тело продолжало по-прежнему дышать весной.

Потом зазвонил телефон. Не тот, что стоял в доме, а новенький, который Янка купила сама и всё время таскала с собой. Янка покосилась на Яра и, достав телефон, ответила:

– Да.

Потом замолкла. Яр слышал только неразборчивое бормотание на краю слышимости, а потом голос Янки:

– Окей, дядь Миш. Мне надеть кружевные трусики?

Яр с трудом удержался, чтобы не садануть со всей дури кулаком по столу. На том конце провода Михаил, похоже, испытал схожие чувства.

– Ладно, ладно, больше не буду, – Янка рассмеялась и уже совсем другим голосом закончила. – До встречи, Михаил!

Янка повесила трубку и встретилась глазами с бешеным взглядом Яра.

– Ты от этого тащишься? – процедил Яр сквозь зубы.

Янка звонко рассмеялась.

– Особенно от того, как на это реагируешь ты.

Она отобрала у Яра сигареты и тоже закурила.

– Будет ждать меня в полвосьмого, – сказала Янка уже серьёзно и снова затянулась. – В загородном доме. Тут недалеко.

Яр кивнул и встал.

– Разомнусь, – сказал он. Нога в самом деле продолжала ныть.

– Хочешь, я с тобой?