или вилку. Какое-никакое оружие. А еще надо понравиться Ядвиге, чтобы та захотела снова послушать игру Пилы.

Но Ядвига никак на нее не реагировала.

Ленка не успела доиграть, когда ее окликнула Балу:

– Все, хватит. Твое пиликанье никому тут не интересно.

– Зачем тогда позвали? – Пила обернулась. Их мучительница стояла, привалившись к косяку. Двустволка под мышкой.

– Чтоб убедиться в этом. Отдай скрипку.

– Нет!

– Отдай.

– Если ружье заряжено, стреляйте. Я не расстанусь со своим инструментом.

– Куда ж ты денешься?

Она так быстро пришла в движение, что Ленка не успела даже испугаться. И вот уже на нее наваливается высокая сильная баба, подминает под себя. Обе падают. Одна на другую. Ленка внизу. Ее руки вытянуты и держат скрипку…

Первый удар приклада пришелся по ней. Балу, поднявшись и наступив на спину Ленки своей огромной лапищей, шарахнула по скрипке. Раз, другой… Треснуло дерево. Порвались две струны. Ленка зарыдала. Она чувствовала боль своего инструмента… Пока не свою!

А потом Балу прыгнула на руки Ленке. Двумя ногами на две руки. А когда сошла с них, начала молотить прикладом. Со всей силы! По пальцам, костяшкам, запястьям…

От адской боли у Ленки помутилось сознание. Ей показалось, что Ядвига, сидящая на своем кресле, качнула головой. Одобрила то есть Балу. Все правильно делаешь, моя дорогая. И олимпийские мишки с нею согласились. Они улыбались, глядя на то, как кисти Ленки превращаются в труху…

Пилы по ощущениям не было минут двадцать-тридцать. Девочки с нетерпением ее ждали.

И вот открылась дверь.

Показалась Балу. Ее лицо было каменным. Но по нему текла кровь, хоть ран не было видно.

– Где Лена? – спросила Элиза.

– Принимайте подружку свою. Больше она не будет считать себя избранной.

Сказав это, Балу подтащила к порогу Пилу, пнула ее, и девушка скатилась вниз.

Дверь тут же закрылась.

– Пила, ты жива? – вскричала Матвей, бросившись к ней. Все видели, что ее руки похожи на месиво. Они все в крови, кожа порвана, видно даже кости.

Ленка застонала.

– Что эта сука с тобой сделала? – заплакала Алка.

– Лучше бы убила, – едва слышно ответила та. Потом ее вырвало.

Тут даже Мара встала со своего матраса. Она обняла подругу и начала успокаивать:

– Ничего, ничего, девочка моя, мы выберемся. Тебе таблеточку сейчас дадим обезболивающую, руки перебинтуем, все будет хорошо.

– Она разбила мою скрипку!

– Мы тебе другую купим.

– А руки другие… Тоже? Я их не чувствую.

– Даже не болят?

– Уже нет.

– Это шок, – сказала Алка. Она тоже первое время не чувствовала боли после издевательств матери. Она приходила потом. – Выпей таблетку, Ленка. У нас их только три, и это всего лишь анальгин, но мы что-нибудь придумаем…

– Что? – спросила Мара. Мелкая пожала плечами. – Нужно придумывать выход прямо сейчас.

– Мы должны напасть на Балу, – сказала Матвей. – Кинуться всей нашей крысиной стаей. И пусть я еще раз получу в рожу прикладом, но пойду до конца!

Ленка выпила таблетку, дала Аллочке обработать руки. Но обе понимали, тут ни йод, ни заживляющая вьетнамская мазь не помогут.

– Ядвига тоже тут, – сказала Пила перед тем, как уснуть. – Но она как мебель. Продолжение кресла-качалки. Скорее всего, не в себе.

– Значит, у нас всего один страж.

– Но какой! – пробормотала Алка. – Она как три меня.

– Тюля тоже как три тебя! – отметила Матвей. – И в весе она превосходит Балу. Почему мы не используем наше боевое оружие?

– Потому что оно ссыт, – отметила Мара. – Ноет только, жрать просит. Но в атаку не пойдет.

– Даже ради того, чтобы, оказавшись на свободе, вкусненько пожрать?

Все посмотрели на Дашку. Кроме Ленки, она уснула. И это был единственный более или менее спокойный сон после травм за время заключения. Она только вздрагивала тогда. После – кричала. Сильнее, чем Мара. Потому что была сломана не только ее психика…

– Я что, должна бросаться на ружье, как на амбразуру?

– Нет, не на него. На Балу. Можешь под ноги ей упасть. Потом мы кинемся.

– Ага, когда меня уже в живых не будет? Нет уж, спасибочки.

Мара, которая никогда не проявляла агрессии по отношению к Тюле, пнула ее.

– Я готова на что угодно, лишь бы выбраться, – сказала она. – А если не смогу, так хоть вы на свободе окажетесь.

– У меня, между прочим, кое-что припасено, – сообщила Матвей и достала из-под матраса крышку от консервов «Килька в томатном соусе». – Если ее о кирпич заточить, будет острым, как лезвие ножа.

– Мы что, будем резать Балу? – ужаснулась Аллочка.

– Как получится.

– Холодное оружие лишним не будет, – кивнула головой Одесса. – Коль на атомную бомбу мы не можем рассчитывать, – и уничижительно глянула на Тюлю.

– Предлагаю дежурить по очереди у щели, чтобы услышать, когда явится Балу.

– Давай, я буду первой. А ты точи свою крышку.

Так и сделали.

Через пару часов все, в том числе дежурная, задремали. А пробудились от душераздирающего крика. Его издавала Ленка. Она проснулась и поняла, что произошедшее с ней не кошмар, а реальность. Потом пришла боль, которую анальгин не мог снять.

Они проворонили явление Балу. Они суетились над Пилой, когда та вошла. Но пробыла в подвале только несколько секунд. Швырнула девушкам пакет под туалет, бумагу, бутылку воды и две упаковки таблеток: сильные обезболивающие и димедрол.

Дали Ленке и то и другое. Она выпила, уснула. Но больше димедрол не принимала. От него у нее крыша ехала. Аллочка наложила шины