– Мне денег хватает…

– Значит, просто каприз?

– Я бы сказал, движение души.

– Какая непозволительная роскошь – иметь душу. – Игнатенко посмотрел на старика. – Думаю, и про меня вы все знаете. Впрочем, почему-то меня это сейчас мало волнует.

– Вы сильно на мели и поэтому больше не можете себе позволить такую роскошь? А ведь много лет назад вы совершили безрассудный поступок – спасли компанию своего друга… Компания была почти разорена, но для друга это был смысл всей жизни… Вы тогда ему помогли…

– Да, было такое. Давно. Черт, как же я здорово тогда все провернул… Сделка была виртуозная.

– А вы игрок, верно? – Старик остановил взгляд на Илье Светикове.

– С чего вы вдруг взяли… Вообще, ваше появление такое странное, предложение – безумное, а предположение относительно меня, мягко говоря, бесцеремонно-оскорбительное…

– Ну-ну, что вы так волнуетесь? Вам надо следить за руками. Когда вы передавали документы, у вас были привычные движения игрока, раздающего карты… Думаю, кроме меня, это никто не заметил. Вероятно, вы в долгах…

– Кто вам донес на меня…

– Молодой человек, чтобы решиться на такую взятку от «Рыбсвязи», нужны очень веские причины. В вашем случае это долги…

– Откуда вы только взялись?! Копаетесь в том, что вас вовсе не касается.

– Зря вы сердитесь, я вам совет хотел дать… У нас в министерстве когда-то тоже один играл, почти профессионально, так он меня всяким хитростям научил…

Присутствующие как завороженные проследили за руками старика. Из-под пледа он вдруг достал колоду карт и сначала раскинул их огромным веером, затем превратил веер опять в аккуратную стопочку. Что было потом, никто не успел сообразить, только все карты в колоде оказались королями, хотя каждый из присутствующих мог побожиться, что в самом начале это была самая обычная колода.

– Господа, предлагаю продолжить… – Олег Петрович, совершенно ошалевший от происходящего и уже мало соображающий, куда это все может привести, аккуратно постучал по столу карандашом. – Итак, давайте еще раз все взвесим и примем решение…

Он не успел закончить, хор бывших противников заглушил его:

– Что тут взвешивать?! О продаже не может быть и речи!

– Мое мнение таково: надо в соответствии с нашими правилами взять несколько дней, чтобы обдумать предложение о покупке, дабы не обижать столь уважаемого покупателя резким отказом. Я же считаю, что продавать нельзя.

– Послушайте, у нас же еще резерв есть – сибирская компания. Если мы привлечем ее средства – мы вполне сможем выправить ситуацию. И ни слияние, ни продажа не будут нужны, – эти слова произнес Кондратенко.

– Я так долго ждал от вас, Павел Модестович, этого предложения. Честного и дельного… И хорошо, что предложение, против которого все тут были так против, прозвучало с вашей стороны.

– Олег Петрович, не буду участвовать в обсуждении всех вопросов, потому что хочу предложить вам купить у меня мою долю в компании. Мне нужны деньги, а вам удобней будет руководить процессом. Детали готов обсудить, когда вы скажете…

– Если вы все обдумали и взвесили – предлагаю завтра в четырнадцать ноль-ноль. Итак, мы сейчас подписываем соглашение о том, что предложение о продаже мы обсуждаем в течение двух-трех недель… Если же по каким-либо причинам сделка не состоится, мы начинаем модернизацию компании без привлечения сторонних капиталов. Правильно я понимаю? Ирина Сергеевна! Подготовьте решение собрания и дайте всем на подпись.

– Хорошо, Олег Петрович.

Бумаги были подписаны через полчаса. Волобуев подписывал и думал, что слава богу, что все так обошлось, могли остаться на бобах. Коршунова гадала, откуда о ее любовнике стало известно этому лохматому проныре. И вообще откуда он такой взялся?

Илья Светиков очередной раз дал себе слово, что бросит игру. Если не справится сам, пойдет лечиться. От этого, говорят, даже лекарство появилось.

Старик наблюдал за всеми и зло поблескивал глазами. Он понимал, что сегодня уже сделать ничего нельзя. Что остатки здравого смысла и обычная трусость заставили этих жадных и нечистоплотных людей остаться верными своему компаньону. Но еще не вечер. Старик вздохнул и откатился от стола, следом за ним охранники, дама-сиделка и Безликий. Уже в дверях старик оглянулся на присутствующих:

– Ну что ж… Я буду ждать вашего решения. Меня успокаивает, что в нашем с вами договоре есть пункт о моратории на продажу и иные сделки с другими лицами и компаниями, кроме меня. Деньги я плачу хорошие… Вы это уже поняли… Думаю, что я могу попрощаться с вами, господа. Ваше упорство, господин Кочин, мне симпатично. Вы знаете, я бы тоже никогда не согласился продать свою компанию…

Актриса Самарина накрывала завтрак. Чашки, масло, хлеб, сливки – все это было уже поставлено помощницей Наташей. Ольге Леонидовне осталось только поставить розу в маленькую фарфоровую вазочку в центре стола. В дверь позвонили, когда Ольга Леонидовна с удовлетворением оглядывала сервированный стол. На пороге стояли два молодых человека с огромными корзинами цветов – такие на бенефис выносят в театре на сцену.

– Это квартира пятнадцать? Самарина Ольга Леонидовна?

– Все правильно.

– Это для вас. От кого – сказать не могу, а вот открытка в цветах есть. Ну, мы пошли, хозяйка.

– Да-да, спасибо. – Ольга Леонидовна нашла среди листьев большую открытку и подошла ближе к окну.

«Таланту большому, многообразному и очень доброму от спасенных и благодарных зрителей. Ваш старик-миллионер был неподражаем! Олег Петрович Кочин».

– Вот что, голубчик, возьми-ка ты эти цветы и отвези обратно! – обернулась к посыльному Ольга Леонидовна. – Нет, постой, я два слова напишу.

Самарина взяла ручку и на открытке написала: «Пока вы не помиритесь с Алей, я знать вас не хочу!»

Эпилог

А в июле, когда Москва утопала в липовом цвете, в одном из роддомов появился на свет мальчик. Мальчика назвали Алеша. Но мама и папа звали его по-взрослому – Алексей Сергеевич. У Алексея Сергеевича были голубые глаза и светлый чуб. Еще он был румяным и даже немного толстеньким.

– Все из-за тебя, – попеняла мама Аля папе Сергею, – разрешал мне хачапури есть.

– Он просто крепенький ребенок, – отвечал папа, ничуть не обидевшись на упрек. Оглядев комнату, он спросил жену:

– Подарков-то надарили! Когда он еще в эти машинки будет играть?!

– Тебе кажется, что не скоро. На самом деле оглянуться не успеем, сами станем дедушкой и бабушкой, – рассмеялась Аля. Если бы маленький Алексей Сергеевич не клевал носом после сытного завтрака, он бы заметил, что смех у мамы немного грустный. Это заметил папа.

– Перестань, вот увидишь, все наладится. И мои оттают, и Олег Петрович тоже…