— Да ты сама не святая! Я еще не забыл, что было 1,5 года назад. Я даже не уверен, что Сережка…

— Заткнись! Ты сам знаешь, чья это вина…!!

Захотелось поступить так же, как брат: заткнуть уши и закричать во весь голос, чтобы всего это не слышать. Вместо этого поддалась другому своему порыву: подхватила дайпер-бэг, потом Сержика усадила в коляску, брошенную в прихожей — и на выход.

После растерянности и отрицания (несмотря на прохладные отношения с папой, в душе я не хотела верить, что все, конец) наступила злость.

Раз уж они не могут решать проблемы цивилизованно, я не собираюсь все это выслушивать! И Сережке не позволю!

С яростным энтузиазмом викинга, переплывающего Атлантический океан, толкала коляску по тротуары, шлепая по лужах в своих новых берцах.

Сережка очень быстро уснул. Да и мне свежий воздух пошел на пользу. Из головы ушел болезненный стук, дышать даже стало легче.

Но надолго меня не хватило: в сапогах начало противно хлюпать, даже сносная погода в таком состоянии не радовала.

Куда податься? К двоюродной тетке? На другой конец города?

Ага, а потом объяснять, почему приперлась и мелкого с собой притащила…

Да, тетя Женя, если узнает, что ее дочь не просто закрутила интрижку с моим отцом, так еще и забеременела… Она-то думает, что Надя живет своей тихой жизнью в соседнем городе… То-то папа постоянно по командировкам разъезжает…

С нее станется вооружиться дробовиком — и поскакать к моим родителям на помощь маме в свершении кровавого возмездия…

Сейчас я не была уверена, что способно гладко, без сучка, бе запинки, соврать.

Сама не заметила, как в размышлениях завернула на знакомую улицу.

Замедлила шаг, потому что не была уверена, что чета Чернышевых-Караевых примет нас с Сержиком с распростертыми объятиями, учитывая, что я всю неделю игнорировала Влада, который пострадал, вступившись за меня.

Когда подошла к дому, заметила, что ворота открыты.

Как будто ждали…

Потопталась на границе между общественной и частной собственностью. И тряхнув головой, подтолкнула коляску вперед — она подпрыгнула, Сержик закряхтел, просыпаясь.

Оставив коляску у крыльца, поднялась и постучала. Нерешительно и глухо.

Сердце замерло, когда услышала шаги.

Что если он разозлился, из-за того, что я не отвечала? Прогонит меня и не захочет видеть?

36

Придется бесцельно бродить по улицам. И мусолить в голове все, что сейчас творится у меня дома. Помирятся ли? Или все, конец…?

Сердце сжалось.

Не думала, что буду переживать, если папа с мамой разведутся… Папа не особо участвовал в моей жизни, но все же… Были моменты. Как и в каждой семье. Мне было 13, и он взял меня на рыбалку. В соседнюю деревню, где жил его брат. По ощущениям тогда — это было самое ужасное лето в моей жизни. Но сейчас… Становилось тоскливо, стоило представить, что больше таких вот совместных воспоминаний больше не будет. Что я больше не буду сидя на диване у телевизора закатывать глаза и цокать на каждый папин комментарий, только ему кажущийся самым остроумным.

Когда дверь открылась, я не сразу подняла глаза, гипнотизируя взглядом деревянное крыльцо.

Я вдруг поняла, что это может быть не только один из Владов или они оба. Ведь в доме живет еще один человек. И этот человек — директор. Который вряд ли обрадуется гостям, способным за минуту разбить какую-нибудь раритетную вазу.

Уверенно подняла взгляда, искренне надеясь, что я не выгляжу совершенно потерянной жалкой девочкой. Правда, улыбнуться себя заставить не смогла.

Это бы Влад. Влад-Плохиш. В той же куртке, с немного взъерошенными волосами.

Понимание в глубине этих серых глаз сразило наповал — растопило все возможные ледяные стены (если они еще оставались).

Подступающие слезы обожгли переносицу.

Этот взгляд… Взгляд был таким родным, близким… Что я не удержалась — поддалась порыву. И шагнула.

Не успела я сообразить, нажать на тормоза — как мои руки скользнули по мужскому торсу, заключая парня в капкан принудительных объятий. Кажется, я опомнилась только когда почувствовала сквозь кожанку его лопатку.

Застыла, хотела сдать назад. Но Чернышев ответил: его ладонь мягко коснулась моих волос. Вздох облегчения непроизвольно вырвался из моих легкий. Потерлась носом о его поскрипывающую куртку. Уже знакомый запах кожи и мыла или геля для душа, понятно — горьковато-сладкий.

Руки парня переместились на спину — почти невесомые поглаживания успокаивали.

Я пришла, чтобы излить душу, пожаловаться… Но нашла нечто совсем другое. И те чувства, что накатили так внезапно беспокоили. Если не сказать больше — пугали. Потому что признание самой себе в том, что я по своей глупости и неосторожности влюбилась в двух братьев — ставило меня перед выбором. Который, кажется, вообще нереально было сделать.

Но и выбираться из таких теплых объятий, бормотать оправдания и извинения было выше моих сил. Внутри все съеживалось и протестовало, стоило просто задуматься об этом. Мой импульсивный поступок чувствовался правильным и естественным. Ровно так же, как тогда в парке, когда я хотела поцеловать Влада-Ботаника. Это было из тех редких поступков, которые несмотря на свою притягательность, не оставляют после себя чувство вины.

Отстранилась, но не для того, чтобы оттолкнуть парня. Хотелось заглянуть в его глаза. Может они дадут ответ…

Поймав мой взгляд, Чернышев улыбнулся так ласково, что сердце защемило. Мозолистая ладонь коснулась моей щеки.

Дыхание перехватило, когда его лицо оказалось ближе. Сердце сделало кульбит, наше дыхание смешалось…

Мы почти поцеловались, когда Сережа решил вдруг решил напомнить о себе:

— Са-са! Ди!

Дернулась, неуклюже выбираясь из объятий Влада: он хоть и отстранился, но руки с моих плеч не спешил убирать.

— Иду, мой хороший! — поспешно переключила все внимание не брата, старательно игнорирую присутствия парня за спиной. А оно сейчас ощущалось крайне остро, отдаваясь покалыванием в кончиках пальцев.

Братик чуть не выпрыгнул из защитных ремней. Я подхватила его на руки: то, как он покусывал щербатым ротика костяшки пухленьких пальцев красноречиво говорило о том, что он проголодался. Надо было поискать что-нибудь в маминой сумке, прикрепленной заклепками к ручке коляски.

— Подержи, — недолго думая, решила передать ребенка Владу — зная характер Сержика. В коляску он сейчас добровольно точно не полез бы.

— О’кей, — парень взял его за подмышки. Причем держал его на расстоянии полусогнутых рук от себя, как если бы Серёжка мог в любую секунду взорваться или заразить его смертельным вирусом.

Это было так забавно, что я прыснула.

— Смотри не урони.

Чернышев быстренько среагировал и прижал его к себе, как