полностью оправдать себя и свою политику Он начал с того, что выразил тревогу по поводу роста политической поляризации:

Одни за перестройку, а другие уже предают ее анафеме. Но и это не все. Последнее время наблюдается желание перейти от заявлений к действиям. Предпринимается попытка объединить недовольство людей <…>, использовать остроту текущего момента в качестве тарана для удара по самой перестройке <…>. С каких бы позиций такие атаки ни предпринимались, истинный их смысл – разрушительный…[140]

За этими предупреждениями, словно защищаясь, Горбачев переходит к перечислению успехов своего правления. Основная мысль: посмотрите, как много мы сделали за такое короткое время!

Ныне же мы за один 1987 год создали такие предпосылки реформы, которые далеко превзошли все предыдущие, а затем за 2 года реализации реформы прошли на практике подготовительный класс, который вплотную подвел нас к формированию рыночной экономики, регулируемых социальных ее аспектов. Таким образом, за 3 года полностью исчерпано все, что было предметом долгих дискуссий, экспериментов, предпринимавшихся 30 с лишним лет. <…>

Ныне мы за 2 года после XIX партийной конференции сделали то, что десятилетиями добивались прогрессивные люди страны. Партия отказалась от присвоения функций государства. В самом государстве на деле реализуется разделение властей. Подлинно свободными и народными стали выборы. Мы находимся по сути на пороге настоящего политического плюрализма. Мощным оружием прогресса сделалась гласность. Понятие социалистической демократии из пропагандистской фразы превратилось в действительность. <…>

Сегодня мы можем сказать: за пять лет в идейно-политической сфере совершено то, чего добивались и не могли добиться целые поколения. Тем самым, несмотря на ясе издержки, крайности, негативные явления, потери, в том числе идейного и нравственного характера, все же расчищается почва для духовного возрождения общества и человека[141].

Горбачев на этом не остановился. Он был готов признать в духе «самокритики», что совершал ошибки. Вместо того чтобы вернуться к традиционной советской привычке винить в кризисных явлениях местные кадры и «антигосударственную деятельность», он взял часть ответственности на себя:

Если говорить о последних годах, то партия, ее ЦК, Политбюро, стремясь преодолеть тяжелый груз прошлого, разворачивая преобразования по обновлению общества, не избежали просчетов и даже ошибок. Мы не всегда успевали за событиями, находили точные политические решения тех или иных проблем… <…>

В порядке самокритики надо признать, что мы недооценили сил национализма и сепаратизма, скрывавшихся в недрах нашей системы, их способность соединиться с популистскими элементами, создавая социально взрывоопасную смесь[142].

После 1989 года Горбачев занимал оборонительную позицию и по поводу результатов своей внешней политики, но похоже, что в этой сфере он находился в менее сложном положении. Во-первых, его атаковали только с одного конца политического спектра – реакционного экстремизма. Радикальные демократические силы в целом одобряли его мягкую внешнюю политику и «новое мышление» в международных отношениях. Во-вторых, призрак гражданского конфликта внутри СССР или вероятный распад страны внушали гораздо более серьезные опасения, чем даже такие неудачи во внешней политике, как крах коммунистических режимов в Восточной Европе. Следовательно, во внешнеполитических высказываниях Горбачева в этот период отсутствовали как чувство тревоги, так и самокритика, характерные для защиты им своей репутации во внутренней политике. Советский лидер ограничивался утверждениями, что новое мышление работает, что мир все еще отвечает ожиданиям, заложенным в новом мышлении, и что потенциал, скрытый в международном порядке, реализуется в значительной степени благодаря его руководству.

Например, 1 августа 1989 года Горбачев докладывал Верховному Совету СССР о своих недавних поездках на Запад и недавней встрече с главами стран Варшавского договора. Он отметил важность своей собственной роли лидера в построении нового мирового порядка: «Я чувствую, как быстро меняются наши отношения с западным миром. <…> Как теперь всем ясно, элемент личности имеет огромную важность для современной политики»[143].

Выступая на конференции компартии РСФСР в июне 1990 года, Горбачев заявлял:

Широко известны и не требуют особых аргументов глубокие преобразования в сфере международных отношений. Положен конец изнуряющей и бесперспективной эпохе конфронтации. Это привело к значительному оздоровлению всей мировой ситуации, укрепило нашу безопасность и создало условия для уменьшения оборонных расходов с тем, чтобы направить их на улучшение условий жизни народа[144].

Чтобы не возникло никаких разговоров о том, что эти изменения снизили безопасность Советского Союза за счет поощрения потенциальных противников, Горбачев добавил: «Мы никому и никогда не позволим вмешиваться в наши дела». И чтобы эта суровая аудитория не забыла базовый принцип «взаимной безопасности» и односторонней сдержанности, лежавший в основе «нового мышления», Горбачев продолжал: «…но, безусловно, признаем такое же право на свободу выбора за каждым народом»[145]. Однако по сравнению с растущей тревогой в выступлениях Горбачева по внутренним вопросам это прозвучало вполне умеренно.

Маятниковая защита авторитета

Кажущаяся победа Горбачева на XXVIII съезде партии в июле 1990 года обернулась пирровой победой. Ему удалось победить консерваторов и усилить контроль над высшими органами власти, но лидеры наиболее радикального крыла КПСС (Ельцин, А. А. Собчак, Г. X. Попов) сдали свои партбилеты. Более того, реакционные силы сосредоточились на захвате новой Коммунистической партии РСФСР. КПСС, несмотря на все усилия Горбачева, все-таки оказалась расколотой.

Несомненно, дни радикального реформатора с его «центристской» политической тактикой были сочтены, а уровень политической поляризации достиг той точки, когда в политическом истеблишменте и среди мобилизованных общественных сил оставалось мало «центристов» (то есть умеренных).

Однако в этих пределах Горбачев пытался справиться с происходящей вокруг него поляризацией сил. Ранее, на начальных этапах кризиса власти (с конца 1989 до середины 1990 года), он постоянно шел на уступки радикалам, пытаясь удержать эти уступки в определенных рамках. Приноравливаться он не желал. После XXVIII съезда партии советники Горбачева представили ему программу радикальной реформы советской экономики и создания функционирующей рыночной экономики в течение 500 дней. Другие советники, однако, сделали ему встречное предложение по реформе, не заходившее столь далеко в направлении децентрализации и подразумевавшее меньшую вероятность усиления центробежных сил в союзных республиках. После нескольких дней размышлений Горбачев велел соперничающим командам экономистов работать вместе, согласовывать свои предложения друг с другом: это было в интеллектуальном и практическом отношении невозможно[146]. В отсутствие такого примирения Горбачев не желал проталкивать какую-либо радикальную программу экономических реформ.

Это был признак того, что Горбачев меняет тактики, вероятно, из-за отсутствия уверенности, какая из них может сработать. Он решил, что слишком сильно связал свою судьбу с радикалами. Так началась маятниковая фаза тактики поддержания авторитета Горбачевым. Теперь