Следовать за ней, вот что. Узнаю столько, сколько смогу, а уже потом буду принимать окончательные решения.

Лишь бы не ошиблись со временем выхода «объекта» на улицу Смешарики.

В соседнем дворе завелся двигатель машины; послышался лай собаки, в окне на последнем этаже зажегся свет – Фурии никогда не ошибаются.

Мои предварительно переведенные на местное время часы показывали «7:16», а я, подобно Глебу Жиглову, пристально сверлила глазами потрескавшиеся ступени общажного крыльца.

Спешащая нервная тетка с коричневой сумкой в руке, двое молодых парней-гопников в спортивных штанах, молодой мужчина в очках и с портфелем, медлительный дед с собачкой на поводке-катушке – до нужного мне человека из подъезда вышли пятеро.

А потом, ровно в семь двадцать две, – точно, как и предсказывали Смешарики, – на крыльце показалась она – Яна. В короткой кожаной курточке, в серой водолазке, с сумочкой наперевес и на высоких, размером с Эйфелеву башню, каблуках – девушка с распечатки. Те же пепельные волосы, бледная кожа, заостренное книзу лицу – все то же самое. Вот только в реальной жизни стало видно куда больше, нежели на фото – например, идеальную горделивую осанку (и это при росте в сто семьдесят два. Семьдесят три?), плавные движения рук во время походки, необычайную стройность и точеность длинных ног.

Красивая. И, судя по всему – шагам, привычке откидывать назад со лба челку и не особенно приветливому выражению лица, – резкая.

Не слыша ничего, кроме стука чужих каблуков по асфальту и грохота собственного сердца в ушах, я подождала, пока «цель» окажется на приличном расстоянии впереди, и двинулась следом.

Дворы, газоны, дорожки, гаражи, ограды, мелодичные замки на подъездах – город просыпался.

Автобусная остановка «Поликлиника» – не сюда, мимо. Еще два поворота, и, наконец, мы вывернули к конечной станции трамвая. Сразу же разошлись, как приличные гражданки в стороны – «а-ля нам плевать друг на друга», – и принялись смотреть в противоположных направлениях. А через семь минут сели в красно-белый гусеницу-трамвай под номером тринадцать: Яна вошла в переднюю дверь, я в заднюю.

Как только расплатились, я тут же переместилась из хвоста в середину салона, а после рискнула подобраться еще ближе – уселась на сиденье прямо позади потенциальной спутницы Джона, уперлась взглядом в колыхающийся срез ее пепельных волос поверх поднятого воротника куртки и в очередной раз задумалась.

Что я ищу? Что хочу увидеть, услышать, что именно желаю понять? Зачем вообще сижу позади нее – незнакомой девчонки – и сверлю взглядом ее затылок? Я не Дрейк, я не умею читать мысли. И даже не Тайра, которая видит ауры, – так чего я жду? Может, некой зацепки «подходит-не подходит», телефонного звонка от несуществующего бойфренда или больной мамы, которой бесконечно требуется присутствие единственной дочери рядом? Мелочи, которая вдруг совершенно ясно скажет мне: «Дина, не надо». А если таковой не найдется?

Сонно взирала в окно, подперев щеку кулаком и крепко зажав в руке тканевый карман с деньгами, тетка-кондукторша. Яна тоже смотрела на проплывающий за стеклом пейзаж – мне был виден кончик ее носа и ресницы. Из динамиков звучали названия незнакомых остановок: «Сиреневый Бульвар», «Улица Новгородской», «Каменные Палатки», «Профессорская» – Господи, где я? Наверное, всем им – Яне, кондукторше и остальным пассажирам трамвая номер тринадцать – окрестности ощущались родными и знакомыми.

Но только не мне. Я чувствовала себя сидящей задом в чужом тазу – неудобно, не по размеру и безо всякого смысла.

Ладно, этот день я выделила исключительно под наблюдение и, значит, буду наблюдать.

Она не втыкала в уши наушники, не качала головой в такт льющейся из них музыке, не доставала и не смотрела, как многие, в телефон. Выудила его только тогда, когда из сумочки вдруг раздалась пронзительная трель – такая, наверное, звучала в графских особняках из первых настенных аппаратов, – нажала на кнопку, негромко ответила: «Алло».

Я подалась вперед – вот она – возможность что-то узнать.

– Нет, еще еду. На работу, куда ж еще?

Недовольный смешок. Хм, не воркование, как при разговоре с бойфрендом, не заботливый тон «для мамочки».

Секунда тишины. А сразу после взрыв:

– Какие деньги, Тань? Мне до получки еще полторы недели, а ты – займи. Что я тебе займу? Последнюю сотню из кармана?

Голос пассажирки спереди звучал резко, почти неприязненно.

Значит, «подруга».

Скорее, нахлебница, если просит последнюю сотню. А Яна, оказывается, далеко не богата.

– Нет, не пойду. На что пить-гулять? Говорю же, получка только через неделю. Что? Нет, я ему ничего не давала – на наркоту пустит. Не веришь? Да иди ты к черту, доказывать тебе что-то я обязана что ли?

И телефон полетел на дно сумочки; Яна резко поднялась с места и зашагала к дверям.

Следующая остановка: «Площадь 1905 года».

Я, ошарашенная и едва ли что-то понимающая, подорвалась следом.

Оказывается, она работала в пиццерии «American Hot Pizza» в торговом центре «Успенский».

Держась на расстоянии и силясь не выпустить из вида объект, я мало что успела заметить по дороге – лишь стену с граффити из деревьев, табличку с надписью «ул. Вайнера», несколько витрин с одеждой и вывеску от банкомата.

А после множество эскалаторов.

Теперь же, оккупировав самый дальний столик соседнего бистро, я наблюдала на облаченной в красный фирменный фартук пиццерии Яной из-за колонны. Изредка высовывала голову и тут же прятала ее назад – так и есть – «цель» работала здесь. Продавцом.

И что я собираюсь с этим делать?

Ничего.

Пойду и куплю где-нибудь кофе. Почитаю.

«Униженность есть обратная сторона гордыни и чувство, которое очень быстро оборачивается в месть. Униженный человек думает: «Как же так – меня не оценили. Почему? Ведь я был прав/ я хороший специалист /я достоин…», но этого никто не заметил. И тогда на обидчика выливается вся накопленная злоба, а злоба, изливаемая вовне (пусть даже мысленно), есть мстительная злоба – самый разрушительный из всех ее видов. Именно мстительная злоба – злоба, направленная на другого, – вызывает в теле худшую возможную болезнь – рак.

Чтобы избежать подобного исхода, умейте находить униженность в себе до того, как она перерастет во что-либо еще. Как? Достаточно просто: именно униженность и чувство недовольства вызывают любые воспаления в теле, будь то: воспаление горла, кожи или внутренних органов. Если воспаление протекает болезненно и с большим количеством гноя, значит, ваше тело пытается вывести из себя накопленную вами униженность, отягощенную гневом. И помните: кто унижен, всегда попытается унизить другого. Уравновешенный же человек унижать не будет.

Кто не испытывает недовольства – никогда не страдает воспалениями. Кто не удручен – тот не болеет гриппом…»