– Ладно. Для обложки. Но за это я хочу, чтобы начиная с понедельника ты приходила с самого раннего утра. Хочу рассказать все как можно скорее. И отныне запомни: если я не отвечаю на вопрос с первого раза, не задавай его снова. Договорились?

Я встаю из-за стола, подхожу к Эвелин и протягиваю ей руку.

– Договорились.

Она смеется.

– Ты только посмотри на себя. Продолжай в том же духе и, может быть, когда-нибудь будешь управлять собственной частичкой мира.

– Вот уж спасибо.

– Да, да, да, – с доброжелательной ноткой говорит она. – Возвращайся за стол и начинай записывать. У меня и другие дела сегодня есть.

Я занимаю свое место и смотрю на нее.

– Готово. – В этот же момент до меня вдруг доходит, что она согласилась на то, против чего была категорически против с самого начала – сфотографироваться для обложки «Виван».

Что-то ей от меня нужно. Нужно очень сильно.

И вот теперь я начинаю подозревать, что у меня есть основания бояться.

24

Ари исключил меня из всех проектов «Сансет» и начал переговоры с «Коламбией», чтобы временно пристроить меня туда. До этого мне пришлось по настоянию руководства сыграть в двух проходных романтических комедиях, настолько ужасных, что никто не сомневался в их провале, и другие студии интереса к моей особе не проявляли.

Между тем Дон появился на обложке «Лайф» сходящим по трапу с борта океанского лайнера и улыбающимся так, словно это был лучший день его жизни.

Приближалась церемония вручения наград Академии 1960, и меня официально объявили персоной нон грата.

Гарри позвонил мне после полудня – узнать, как я себя чувствую.

– Только скажи, и я заеду за тобой вечером. Думаю, какое-нибудь потрясающее платье у тебя найдется, и когда мы появимся вместе, мне все будут завидовать.

Я была у Селии и уже собиралась уходить – к ней должны были прийти парикмахер и визажист. Она готовила лимонад и старалась ничего не есть, опасаясь, что иначе не влезет в платье.

– Знаю, – сказала я в трубку. – Но мы оба понимаем, что это только повредит твоей репутации.

– Я говорю серьезно.

– Понимаю, что серьезно. Но ты сам знаешь, что ловить тебя на слове я не стану.

Гарри рассмеялся.

– У меня глаза не припухли? – спросила Селия, когда я положила трубку, и вытаращилась, как будто это могло помочь ответить на вопрос.

Ничего необычного я не обнаружила.

– Они у тебя роскошные. А Гвен, как ты и сама знаешь, доведет тебя до совершенства. Что тебя так беспокоит?

– Ради бога, Эвелин. Мы все прекрасно понимаем, из-за чего я беспокоюсь.

Я обняла ее за талию. На ней была тонкая атласная комбинация с кружевами, на мне – свитерок с короткими рукавами и шорты. Волосы у нее еще не высохли, и пахло от нее не шампунем, а глиной.

– Ты победишь. – Я привлекла ее к себе. – Это даже не состязание.

– Не уверена. Они могут отдать первое место Джой или Эллен Мэтсон.

– Отдать награду Эллен Мэтсон – все равно что выбросить ее в реку. А Джой – благослови ее Господь – это не ты.

Селия покраснела от смущения, закрыла ладонями лицо, потом посмотрела на меня.

– Я – несносная, да? Нельзя так зацикливаться, правда? Все время заставляю тебя говорить об одном и том же. Когда ты сама…

– Качусь вниз, да?

– Я хотела сказать, что тебя занесли в черный список.

– Если ты несносная, то уж позволь хотя бы мне терпеть тебя. – Я поцеловала ее и ощутила вкус лимона на ее губах. Потом посмотрела на часы – к Селии могли прийти с минуты на минуту – и взяла свои ключи.

Мы обе делали все возможное, чтобы нас не видели вместе. Одно дело, когда мы были просто подругами, и совсем другое, когда нам стало что скрывать. Теперь приходилось прятаться.

– Люблю тебя. И верю в тебя. Ни пуха ни пера!

Я уже открывала дверь, когда Селия окликнула меня. Пряди мокрых волос падали на тоненькие бретельки комбинации.

– Если я не выиграю, ты будешь меня любить?

Я подумала, что она шутит, и посмотрела ей в глаза.

– Даже если бы ты была никем и жила в картонном ящике, я все рано любила бы тебя. – Никогда раньше я не говорила ничего подобного. И даже не думала об этом.

Селия расплылась в улыбке.

– Я тоже. Включая картонный ящик и все остальное.

* * *

Несколько часов спустя в доме, который я делила когда-то с Доном и который принадлежал теперь мне одной, я приготовила «кейп-кодер», устроилась на диване, включила на телевизоре Эн-би-си и стала смотреть, как мои друзья и любимая женщина проходят по красной дорожке кинотеатра «Пантейджес».

Такое впечатление, что на экране все смотрится гламурнее. На самом деле кинотеатр меньше, люди выглядят бледнее, и сцена не такая грандиозная. Все делается для того, чтобы телезритель почувствовал себя посторонним, мухой на стене клуба, войти в который он недостоин. Я сама удивилась тому, какое сильное впечатление представление произвело на меня, человека, совсем недавно находившегося в центре всего этого.

Я уже осилила два коктейля и успела проникнуться жалостью к себе, когда объявили решение по лучшей актрисе второго плана. Камера показала Селию, и я мгновенно протрезвела и изо всех сил сжала кулачки, как будто это могло добавить ей шансы на победу.

– И «Оскар» достается… Селии Сент-Джеймс за роль в фильме «Маленькие женщины».

Я вскочила с дивана и завопила от радости. Селия направилась к сцене, и мои глаза наполнились слезами.