* * *

Я для них исчез, я для них пропал. У нее своя семья, ребенок, ведь так? Я там лишний, мне было проще оборвать все связи, чтобы оставить ее в покое. Как она меня о том просила. Иначе я бы не оставил ее, и что с того, что ребенок не мой? Мое предложение улететь в Польшу вместе со мной действовало без каких-либо условий, мне стало неважно, чей это был ребенок.

Но она не хотела меня видеть. Вплоть до истерики. А истерики у беременных заканчиваются плохо, я знаю это на деле.

Я смог пересилить себя и не натворить дел, а просто уйти, уехать, улететь.

Боже, как же недавно это было. Казалось бы. Но на самом деле прошло полтора года, как я не видел ее. Как узнал, что она на втором месяце беременности. Она просила меня уйти вплоть до угроз, и я ушел. Слишком много натворил дел, чтобы позволить себе рисковать ее ребенком – Вика была в опасном состоянии, когда билась в истерике, била меня и умоляла исчезнуть из ее жизни.

Я хотел обернуться в тот миг, чтобы посмотреть на нее, но понял, что окончательно потерял ее, так и не обретя. Я просто ублюдок в ее глазах. С машиной, огромным домом в Польше и черствым сердцем. Просто боец, который нах*р не сдался ей. Но только я знаю, насколько сильно мне осточертел этот дом, а точнее – одиночество в нем. В моем глупом сознании тешилась надежда, что с Викой здесь было бы иначе, но предложение полететь вместе со мной действительно было глупым. Разве мог я надеяться на то, что она уедет со мной?

Во время ее истерики я понял, какой бред я тогда предложил ей. Она твердила, что беременна от Андрея, и я поверил в это окончательно только здесь, в Польше, когда отслеживал новости о ней. Она родила, и все встало на свои места. Меня тогда еще не было, ребенок действительно от Андрея.

Но сейчас, спустя полтора года, я сидел в этом одиноком доме на веранде, смотрел на густой лес и ловил себя на мысли, что хочу написать ей. Под любым предлогом просто напомнить о себе. Она не ответит, даже добавит в черный список, не ответит, но мне хотелось, чтобы она подумала обо мне хотя бы на одну сотую часть того, сколько я думаю о ней все это время.

Как выглядит девочка? Как назвали? Я не знал. Я ничего более не пробивал, чтобы не тревожить незажившие раны. Зачем это? Наши жизни пересеклись лишь однажды, чтобы смиренно разойтись навсегда.

Хотя у меня была возможность узнать все. Даже увидеть девочку, я бы непременно нашел способ увидеть малышку. Но зачем, если я увижу там только копию Андрея?

Я слишком далеко зашел в своей мести и жестокой игре с Викой, чтобы иметь право на что-то в их жизни.

Но написать захотелось. Сейчас, спустя столько времени…

И я нашел предлог – поздравил ее с рождением дочери. Выяснить, что родилась девочка, не составило труда, и я остановился на этом.

Как я и ожидал, Вика поняла, кто ей пишет. Как и ожидал, желания отвечать у нее не было, и вскоре наш диалог окончился. Он был коротким, но уж слишком он был живым, слишком желанным и долгожданным, чтобы я смог остановиться…

Моя девочка спит, сладко посапывая и причмокивая своими губками, она даже не подозревает о терзаниях, которые изранили мою душу от и до. И я надеюсь, что она никогда о них не узнает, ибо я сильно боюсь разрушить ее покой – независимо от того, сколько Ульяне будет лет. Я сделаю всевозможное, чтобы она ни в чем не нуждалась – сумма, накопленная мной, позволяла жить многие годы, ни о чем не заботясь. Но, конечно, заботиться я буду, как только дочка подрастет и станет ходить в садик, я начну работать, приумножая то, что у нас с нею будет.

Я рассчитала все от и до. Сумма, которой я располагаю, обеспечит нас на долгие годы, примерно – на десять лет. Все рассчитано даже с учетом форсмажорных обстоятельств, если брать среднестатистическую зарплату недалекой провинции, в которой я планирую жить. Москва не для нас, и на это есть две причины: слишком дорого, чтобы позволить себе не работать до детсадовского возраста Ули, и слишком мало одной Москвы, чтобы уживаться здесь вместе с Андреем после нашего грядущего развода.

Развод… Наступает время, когда я должна буду сказать об этом Андрею. Поговорить.  Убедить его в том, что наша семья перестала быть таковой еще до рождения Ули, он и сам это чувствует, он и сам это поймет. Я надеюсь.

Прошел год после рождения дочери, сколько раз он подходил к ней? Сколько раз он с нею играл? Я задавала эти вопросы не только себе, но и ему, на что он отвечал неизменно. Ему была важна душевная часть наших отношений, отношений мужа и жены, а никакого тепла между нами больше не было. Не стесняясь, Андрей винил в этом меня, а я смотрела в его лицо, пылающее какой-то глубокой, еле заметной агрессией, и не знала, как сказать ему правду.

- Тебе даже плевать на то, что я возвращаюсь поздно.

- Ты работаешь, - неуклонно отвечала я, изображая супружеское понимание.

- От меня несет женскими духами, Вика! – взорвался он однажды.

Я прикрыла глаза, глубоко вздыхая. Я чувствовала. Я всегда чувствовала эти духи – то сладкие, то горькие, то игривые, то какие-то ядерные, от которых меня выворачивало наизнанку. Не от боли, нет, они просто были безвкусными.

Я все знала, чувствовала, все видела, но мне нужно было еще немного времени – Уля должна подрасти, мне нужно было скопить еще немного денег, мне нужно было заочно найти агента, который подберет мне квартиру неподалеку от Москвы. Кажется, что все так легко – собрал вещи, схватил ребенка под подмышку и побежал, куда глаза глядят. Только вещей – чемодана два, и это только с детскими вещами, ребенка не схватишь под подмышку – ведь это ребенок, и бежать, куда глаза глядят, непозволительная роскошь для матери с грудным ребенком, и поступать столь необдуманно с Ульяной на руках я не имела права. Это было глупо.

Поэтому пока агент ищет подходящую квартиру, я составляю свою речь о разводе, которую буду говорить Андрею. Тем временем Андрей и сам понимает, что семьи больше нет. Он зависает где-то ночами, порой напивается, порой просто приносит в дом запах чужих духов и чужой женщины, а я добила его окончательно тем, что переехала в другую спальню.

Семьи больше нет.

Любви больше нет.

Есть только демон прошлого, который сидит глубоко в душе Андрея, и я боюсь, что однажды этот демон выйдет наружу. Демон по имени Ася.

Ничего больше нет, кроме дочери, которую я люблю больше жизни. Я помнила все: и тот день, когда она была зачата, и насилие. Но дочь я все равно люблю, как может быть иначе? В чем виноват ребенок?

Сейчас я понимаю, что оба брата в чем-то похожи. Удивительно, но похожи: один насиловал меня физически, Андрей же – морально. Морально давит, морально бьет тем демоном, который с каждым днем показывается наружу все больше и больше. Несмотря на то, что я пытаюсь угождать мужу, каждый раз появляются новые психи – Андрей зациклен на том, что я стала холодна к нему, равнодушна, хотя я изо всех сил стараюсь показывать обратное. Однако, последней каплей было то, что…