– Рада вас видеть, Ария. Продолжим? – как ни в чем не бывало приветствует меня Ева, как только я вхожу в свою личную камеру пыток, смерив девушку уничтожающим взглядом.

– О да, – огрызаюсь я без лишней приветливости. Молчу во время всего подготовительного процесса, пока Ева прикрепляет ко мне все датчики и гадаю, сколько времени проведу во сне на этот раз.

Чего стоят мои обещания после этого? Сорвалась, сдалась, предпочла вернуться сюда, чем найти деньги на неустойку. Отчасти, от того, что не хотела искать.

Все дороги, как бы я их ни избегала и судьба вновь привели меня в это жутко прекрасное место. И, наверное, это не просто так. Иногда стоит просто довериться миру и сказать себе: «все идёт так, как должно быть». И просто выдохнуть.

– Расслабьтесь, Ария. Сладких снов, – мягко произносит Ева ровно в тот момент, когда я закрываю глаза и фактически мгновенно проваливаюсь в призрачное царство Морфея.

* * *

Вопреки своим ожиданиям я снова просыпаюсь. Но в постели, а не оказываюсь вдруг в кабинете Дэймона и начинаю «спать» не с того момента, на котором остановилась в прошлый раз. Я не дрожу в руках Мерсера, не ощущаю его крепкой хватки на моем горле или талии. Не чувствую стальных ладоней, жадно сжимающих бедра, несмотря на то, что каждая мышца в теле ноет и гудит, как после тяжелой силовой тренировки или бурной ночи, проведенной в разных развратных позах.

Я резко сажусь в кровати и протираю веки костяшками пальцев, пытаясь окончательно прийти в себя и познакомиться с новой для себя обстановкой. Каждый предмет в спальне кажется мне смутно знакомым и чужим одновременно. К слову, я нахожусь в просторной комнате, где преобладают светло-серые тона и полный хай-тек: открытые поверхности, не заставленные ничем лишним, огромная кровать размера «кинг сайз» и несколько картин, нарисованных масляными красками. В основном это абстракции, заставляющие меня лишь гадать о том, что хотел сказать их создатель, оставляя на холсте жирные цветные маски, расположенные в хаотичном порядке.

Черт возьми эти картины так чертовски олицетворяют мою жизнь сейчас. Хаос в ярких цветах…и я бы так хотела из всех этих обрывков и мазков своего расколотого на две части мира создать полноценную картину.

Я опускаю взгляд вниз на своё обнаженное тело, едва прикрытое легкой шелковой простыней. Испытав легкий испуг, перевожу взор и замечаю на второй половине постели широкую спину Лиама. Он спит как всегда, спрятав голову под подушку. У Лиама из моего сна и реального мужа довольно схожие привычки. Сердце ускоряет бег, невольно сжимаясь в груди, пока растет мое внутренние недоумение, а шестерёнки в мозгу отчаянно пытаются сообразить, что все это значит. И почему мой сон начался, так сказать, не с того момента. А так, будто кто-то все это время жил здесь за меня, пока я игнорировала погружение в глубины своего сознания и пыталась исцелиться от возникшей зависимости.

Наспех надев белье и махровый халат, который с трудом удалось отыскать в шкафу среди сексуальных сорочек и пижам, я выхожу из спальни, кидая контрольный взгляд на крепко спящего Лиама. Хотелось бы проведать обстановку в доме до его пробуждения, возможно, найти какие-либо фотографии, которые помогут мне вспомнить о наших отношениях чуть больше. Здесь мой муж совершенно чужой человек для меня, но судя по тому, что мы проснулись вместе на мятых простынях, наша интимная жизнь здесь куда ярче, чем в реальности. Не знаю, радоваться или расстраиваться этому факту. Как бы глупо это ни звучало, но мне кажется, что контактируя с Лиамом, я продолжаю предавать Дэймона. Почему все не может быть просто? Почему здесь во сне, я не могу быть с Дэймом, при этом продолжая жить в реальности с Лиамом? Это был бы полный уход от реальности, истинное безумие, но…но так было бы легче. Я бы просто наслаждалась своей фантазией, а тут приходится что-то решать, копаться в своих внутренних демонах и смотреть в самую суть своей грешной души, рассматривая собственные пороки под микроскопом. Приходится страдать от угрызений совести и чувства вины и разрываться между любовью всей своей жизни и исцеляющей «таблеткой» от этой любви, которой стал для меня муж.

На пути к лестнице, я вдруг замираю в пустом коридоре, когда слышу два детских знакомых голоса и еще один – женский, взрослый, мелодичный. Ускоряя шаг, фактически перепрыгивая через ступени, я спешу оказаться на кухне и, когда наконец достигаю цели, замираю прямо в дверном проеме, ощущая как на лбу выступает испарина, а ноги сковывает льдом от волнения и очередного шока.

Я вижу странную картину: своих детей в пятилетнем возрасте. Макс и Мари. Они почти ничем не отличаются от моих настоящих близнецов, только одеты более стильно и дорого. Макс сидит на стуле за барной стойкой и водит колесами черной игрушечной машинки по её поверхности, в другой руке сжимает свой любимый апельсиновый сок. Марианна вовсю увлечена украшением панкейков, которые, несомненно, являются не творением пятилетней дочери, а девушки, что стоит вполоборота у плиты и весьма увлеченно, что-то рассказывает моим детям, переворачивая в воздухе очередную пышную оладью.

– Макс. Мари, – хрипло, едва слышно вырывается из моих губ, сердце сжимает дикая ревность, когда я вижу, как незнакомая мне женщина гладит по голове Мари, похвалив дочку за то, что та красиво разложила клубнику на горке упитанных панкейков. Они смеются все вместе, в унисон, когда Макс пытается стащить один из толстеньких блинчиков прямо из общей тарелки. В последний момент его останавливает осуждающий взгляд сестры и ласковое нравоучение…няни?

Черт возьми они выглядят такими живыми и счастливыми. Какая-то идеальная картинка со съемок рекламы, где должны быть задействованы идеально послушные дети и рафинированно спокойная и жизнерадостная мать. Они смотрятся гораздо более счастливыми, чем в той скудной реальности, которую мы с «диванным» Лиамом им обеспечили. По крайней мере, так кажется на первый взгляд…

– Анна, ты так красиво разложила ягоды. Из тебя выйдет отличный кондитер, – девушка обращается к Марианне и протягивает дочери розовый ободок. – Только убери назад волосы. Ты же знаешь, как твой папа злится, когда находит в наших кулинарных шедеврах признаки того, что ты тоже поколдовала над блюдом.

– Не люблю носить его, Даниелла. Голова болит от этой штуковины, – моя девочка недовольно поджимает пухлые губки, но все же послушно выполняет просьбу няни.

– Так, кто тут у нас тут такой голодный? – пространство кухни наполняет искренний смех Даниеллы, когда Макс быстрым движением все-таки хватает с горки самый маленький панкейк и мгновенно отправляет его в рот. – Макс, ну что за привычка есть все руками. Мари, достань пожалуйста приборы, а я пока налью вам чай.

– Мне надоели эти скучные уроки по этикету, на которые нас заставляет ходить папа. Можно хотя бы дома я буду делать то, что я хочу, – совершенно не детским голосом заявляет пятилетний ребенок, и я еще раз убеждаюсь в том, что мои дети во сне мало чем отличаются от детей в реальности. Макс здесь все такой же характерный, своенравный и упрямый. Мари, судя по тому, что легко пританцовывает и постоянно крутится на одном месте, разглядывая себя в зеркале, такая же непосредственная девочка, маленькая принцесса, подражающая своим любимым кумирам из мультиков.