лиц и, следовательно, не контролировали это решение? Конечно, в Византии всё еще существовали евнухи, которые были обязаны (или предположительно обязаны) своим статусом плохому здоровью или власти чужих людей, но и тех, кого спокойно кастрировали их собственные семьи, было достаточно, чтобы поднять вопрос о том, насколько это оправданно. Возможно, замечание Лиутпранда о том, что византийский клирик-евнух бросал вызов каноническому праву, было не просто выражением западных предрассудков или неточным наблюдением, но отражало его знание о том, что византийцы кастрировали своих собственных детей. Таким образом, легитимность некоторых византийских священнослужителей-евнухов, возможно, была некоей серой зоной. Однако, как мы видели на примере императорского законодательства, византийцы вполне могли игнорировать юридические установления, точно так же, как те, кто позднее производил кастратов в Италии, могли игнорировать угрозу отлучения от Церкви. Однако в труде Феофилакта Охридского «В защиту евнухов» ответ евнуха, который кастрировал своего племянника, заключается в том, что, хотя добровольная кастрация взрослых – это отвратительный акт, предпринятый с сексуальными целями, оскопление мальчика с согласия его собственной семьи – вполне благовидное для христианина деяние[701]. Евнух Феофилакта оправдывал кастрацию тем, что она сродни обрезке виноградной лозы и что подвижники тоже изменяли свои тела с помощью жестокой аскезы, – так опровергается обвинение в том, что те, кто был оскоплен, исказили образ Божий[702].

То беспокойство, которое могли испытывать по отношению к евнухам в Церкви, распространялось и на монашество. Евнухи вместе с безбородыми юношами и детьми считались проблемной группой. Это становится ясно, например, из жизнеописаний первых отцов палестинского монашества[703]. Преподобный Евфимий указывал, что безбородому юноше запрещено входить в лавру[704]. Когда Савва Освященный стал игуменом, он постановил, что юношам не разрешается входить в его лавру[705]. Он передал это правило настоятелям других лавр, утверждая, что это древний закон, установленный ранними отцами и происходящий от отцов Скитской пустыни. Савва постановил также, что евнуху с женоподобным лицом запрещено проживать в лавре[706]. Запрет на допуск евнуха или безбородого юноши в лавру был фактически первым правилом в синайском монашеском правиле Мар-Сабы[707]. Как известно, аналогичные проблемы отмечают и византийские типиконы, например, императорские типиконы афонских монастырей[708]. Наряду с юношами, детьми и женщинами евнухам было категорически запрещено селиться на Святой горе. Запрет на прием безбородых прописан в типиконах императоров Иоанна I Цимисхия и Константина IX Мономаха и повторен в хрисовуле Мануила II Палеолога (1391–1425)[709]. Что касается Афона, то известно, что после того, как евнух Симеон Освященный пришел туда в 1078 году и поселился в монастыре Ксенофонт, другие монахи изгнали его с горы вместе с тремя его безбородыми учениками[710]. Очевидный вопрос, который следует здесь задать: почему эти монашеские тексты демонстрируют такую враждебность по отношению к евнухам? Сами тексты вообще не объясняют такого отношения к ним, так что приходится лишь догадываться, в чем здесь причина[711]. Обычный ответ – считалось, что евнухи (наряду с юношами и детьми) представляют сексуальную опасность[712]. Читти объясняет это ссылкой на «гомосексуальную одержимость» монахов[713]. Конечно, в древности существовало мнение, что евнухи – это развращенные и похотливые существа, и их обычно считали пассивными гомосексуалами[714]. Если учитывать такие концепции, становится понятно, почему монастыри проявляли некоторую тревогу по поводу евнухов. Беспокойство Саввы по поводу того, что у евнуха может быть женоподобное лицо, в этом контексте вполне осмысленно. Монахи могут пасть жертвой похоти, если столкнутся с женоподобным евнухом.

Враждебность по отношению к евнухам, неоднократно выраженная в монашеских текстах, такова, что некоторые византинисты даже утверждали, что евнухам не разрешалось становиться монахами[715]. Как уже было замечено, это явно не соответствует действительности, но есть некоторые тексты и документы, в которых утверждается такой запрет. Так, Евфимий разрешил евнуху от рождения, которого звали Гавриил и которого описывали как женоподобного, занять келью в своей лавре[716]. Однако Гавриилу было запрещено покидать свою келью, – условие, которое он соблюдал в течение двадцати пяти лет. Гавриил стал игуменом монастыря святого первомученика Стефана, по желанию его основательницы императрицы Евдокии[717]. Касательно Саввы известно, что он посылал евнухов, желавших поступить в его лавру, в общежительный монастырь Феодосия для наставления и подготовки[718]. Императорские типиконы также могут прояснить эту не столь явную реальность. Типикон Цимисхия, по-видимому, допускает, что прот (глава монахов на Афоне) и все игумены могут дать согласие на прием и пострижение евнухов (а также детей и безбородых) и что, соответственно, запрет этот может быть нарушен[719]. Последняя ситуация подтверждается типиконом Мономаха, в котором повторяется это исключение[720]. Полезно обратиться и к другим подобным текстам. Хотя типикон севастократора Исаака Комнина XII века, данный монастырю Богоматери Космосотиры, запрещал прием евнухов, он допускал исключение для тех евнухов, которые богаты[721]. Случай Симеона Освященного также весьма поучителен: хотя он был изгнан с горы Афон, но возвращен туда «Парадосисом» 1089 года, который издал прот Павел, возможно, под давлением императора Алексея I Комнина. Однако в этом документе говорится, что Симеон – это уникальный случай: он был единственным евнухом, которому было разрешено жить на Святой горе.

Учитывая то беспокойство, которое могло возникать по поводу монахов-евнухов, можно предположить, что это и объясняет существование монастырей, предназначенных только для них[722]. Случай преобразования Лазарем монастыря Спасителя в отдельную обитель евнухов, по всей видимости, поддерживает эту гипотезу. История этого решения записана в его сообщении монаху-евнуху Стефану, который пожелал вернуться в монастырь Воскресения из монастыря евнухов, но которому Лазарь предсказал смерть в монастыре Спасителя[723]. В «Житии Лазаря» сообщается, что монастырь евнухов был основан из-за тех «соблазнов», которые возникали между монахами-евнухами и другими монахами. К сожалению, причины создания евнушеских монастырей далеко не всегда приводятся в тех источниках, где они упоминаются. Это может означать, что в игру вступали и негативные факторы. Например, основание Симеоном монастыря евнухов в Фессалонике, возможно, было результатом того, что его отвергли афонские монахи, если считать, что два Симеона идентичны.

Однако в случае монастыря евнухов Святого Лазаря, основанного Львом VI, легче представить себе, наоборот, позитивные факторы. Как уже отмечалось ранее, этот император, по всей видимости, проявлял особый интерес к евнухам[724]. Он был близок с несколькими евнухами при своем дворе и издал законы, касающиеся их, в первую очередь предоставив им право усыновлять детей. Известен он был и своей любовью к церковному пению, что, возможно, также способствовало его