– Я знаю все дороги, – простонал Чичо. – Южный объезд мимо Коко Куадрадо – им почти никто не пользуется. Но нам придется ехать по сельве…

– Потрясающе, – ухмыльнулся Проценко, – этот остров – просто кладезь заброшенных дорог…

Не меньше часа они тащились по петляющей, размытой дождями дороге. Углублялись в дикие дождевые леса, наполненные загадочным гулом и треском цикад, выезжали на открытые пространства. Опускались в низины, где поблескивала гладь озер и теснились мангровые кущи, на черепашьей скорости перебирались через узловатые корни, выползающие на проезжую часть. Сплошной полог растительности густел над головой. Андрей до последнего не включал фары, ждал, пока стемнеет. Ни одной встречной машины, ни одной попутной – что бы Чичо ни говорил, Куприн не верил, что дорогой не пользуются. Но, видимо, не было желающих выезжать из дома в преддверии урагана. А ветер нарастал; он уже бесцеремонно потрошил кроны деревьев, гнул стволы, сбивал листву. Над холмом, мерцающим по курсу, зависло облако пыли. Пришлось закрыть все окна и включить до упора кондиционер – благо последний имелся и исправно функционировал. До наступления темноты сделали остановку в низине, у живописного озера, заросшего ряской и чем-то похожим на камыш, но с большими саблезубыми листьями. Крикуну приспичило «по-крупному». Пока он отсутствовал, десантники вели оживленную полемику: Генка вспомнил, что давно не ели, и донимал Чичо, имеются ли в предместьях Аллеридо заведения, куда не ходит ни мафия, ни полиция, персонал не следит за последними криминальными сводками (то есть не знает, кого и зачем тут «wanted»), и ему безразличен внешний вид посетителей?

– Пустая трескотня, – отмахнулся Андрей. – Есть хочется, спору нет, но без денег в заведениях не кормят. А мы отдали последнюю наличность на нужды голодающих, о чем я нисколько не жалею. С банками ночью проблемы. Я могу, конечно, сбегать в свой отель с пакетом – там как раз поспевает ужин, а я пока еще отдыхающий и имею на него полное право, но… – Он не стал продолжать. – Так что наши проблемы, товарищи офицеры, гораздо шире и глубже, чем казалось изначально. Придется поголодать… если не подвернется, конечно, счастливый случай.

Товарищи стали возмущаться, негодовать, грозиться «хлебным бунтом». Ворчал Проценко: «Прямо как дома: то я ем картошку, то я не ем картошку». Тут Андрей насторожился. Крикун возвращался с озера как-то странно. Он пятился на полусогнутых, выставив автомат перед собой. Андрей, подхватив «АКСУ», вылетел из машины – аж ветер засвистел в ушах…

– Всем оставаться на месте… Леха, ты чего? Только не стреляй, ради бога…

– Андрей Николаевич, смотри, какая хрень… я чуть вторично не обделался…

Куприн не узнавал голос товарища – тот сел до упора, звучал, как чужой. И не успел он всмотреться, как Леха прыжком метнулся к машине, влетел в салон и захлопнул дверь.

– Вот черт… – Обнаружив, в чем дело, Андрей тоже не стал торчать истуканом, перемахнул через капот и с грохотом запрыгнул в джип.

– Вы чего там, дьявола увидели? – не понял Генка.

Что-то ворочалось в высокой траве – все ближе и ближе к машине… Андрей отжал ручник, отъехал задом на несколько метров, активировал фары. Они смотрели, не дыша, как на дорогу из чавкающей влажной травы выползают два крокодила! Пусть и небольшие, но мерзкие, какие-то сплюснутые, с суженными несимпатичными мордами, поблескивающей кожей. В длину они были не больше метра, имели желтый окрас с черными пятнами и полосками по всему телу, вкрадчиво переставляли лапы, вертели мордами. «Любопытные», – с содроганием подумал Андрей.

Судя по всему, это были детеныши. Вслед за ними на дорогу выползло что-то более увесистое, мясистое, оливково-зеленого цвета, с мощным хвостом, способным убить человека одним ударом. Крокодил развернул свое мощное туловище и пристально уставился на горящие фары.

– Гадость какая… – Леха чуть не сблеванул. – Вы же знаете, мужики, я не трус, но это… просто мороз по коже… Сижу там за кустами у воды, никого не трогаю, делаю свои дела, а они, блин, такие вылазят – и ко мне… Хорошо хоть штаны успел натянуть…

– Гадость, – согласился Проценко. – Может, чпокнем их, командир? Что-то не вызывают они у меня симпатии.

– Чпокать опасно, – возразил Генка. – Без шума не сможем. Да ладно вам дрейфить. Тут везде такая хрень – над головой дендрарий, под ногами террариум… Это аллигаторы, нет?

– Кайманы, – поправил Андрей. – Род пресмыкающихся семейства аллигаторов. На Карибах водятся только кайманы. У них, в отличие от аллигаторов, костный панцирь на брюхе.

– Нашли, кого бояться, – прошептал Чичо. – Такие храбрые, а испугались крокодиловых кайманов… Они безвредные, просто любопытные. Мамка вывела погулять своих детей – они и потопали… Крокодиловые кайманы не крупные, питаются моллюсками, крабами, рыбой. Иногда нападают на диких свиней, еще реже – поедают друг дружку… Они полезные – регулируют численность пираний… А если кого бояться, господа, так это черных кайманов. Они огромные, до пяти метров, почти черные, на нижней челюсти серые или коричневые полосы, на боках – желтые. Нападают на людей, когда голодные. А они всегда голодные… Эти дьяволы обитают в основном в Бразилии и Перу, но и на Эстреме сохранилась небольшая популяция. С ними лучше не встречаться… Эндрю, не обращайте внимания на эту живность, объезжайте их, поехали быстрее…

За следующим «горбом», где свирепствовал ветер, вздымая тучи пыли и обдирая до нитки куцый кустарник, Андрей остановился и погасил фары. Открыл окно и стал слушать. В низине было спокойно, где-то далеко рокотал тайфун, но в этом местечке он был лишь незначительным, безопасным фоном. Куприн закрыл глаза, стал прислушиваться к внутренним ощущениям.

– Может, переутомился, Андрей Николаевич? – осторожно осведомился Генка. – Поехали, зачем встал?

– Тихо… – пробормотал Андрей.

– Грибы распугаем? – удивился Крикун.

– Хочу ошибиться, друзья мои, но что-то подобное меня уже сегодня посещало. Вообразил, что из джунглей за нами следят. Можете не верить в интуицию и сверхчувствительность, объяснить это повышенной подозрительностью, но мы находимся под скрытым наблюдением…

– Не понимаю… – испуганно прошептал Крикун.

– У нас имеются два пропущенных вызова, так понятнее? – хмыкнул Генка.

– Люди Сабатеро? – встрепенулся Проценко.

– Люди Сабатеро нас попросту прикончили бы. Не могу понять, что это такое… Но «призрак» подготовлен, он следит за нами, приглядывается…

– Но я ничего не слышу, – Проценко понизил голос.

– Я тоже ничего не слышу, я чувствую… – Андрей включил подфарники и медленно двинулся дальше. Глухо зашептал: – Делаем так, мужики. За поворотом встаем, Ромка садится за баранку, остальные спешиваются… тебя, Чичо, это не касается, можешь громко стонать. Ромка катит дальше – метров сто, потом тормозит, гасит фары и ждет. Вы, двое, ложитесь в лесу, а я вернусь назад…

Куприн не оставил им время для дискуссии. Встал за поворотом, забрал автомат и выкатился в ночь. Короткая возня – Проценко перебирался на его место, двое пятились под сень деревьев. Он пробежал пару десятков метров в обратном направлении, сместился на обочину и залег у поворота. Волнение не проходило, сердце сильно билось. Он превратился в статую, проницал всеми чувствами. Как-то чересчур уж все загадочно… Андрей знал, что не ошибается, интуиция вцепилась клещами. Но будь он проклят, если что-то слышал! Звуки тропического леса, растревоженного приближающимся ураганом, – глухое ворчание, шелест, скрип «естественного» происхождения, кое-где еще потрескивали цикады, вскрикивали птицы. Призрак не мог передвигаться пешим ходом, он не марафонец и должен использовать достижения цивилизации – если он действительно не призрак, умеющий летать… Андрей встал, стараясь не порезаться об ажурные «лезвия» папоротника, вприсядку добрался до поворота, выполз на дорогу. Он всматривался до рези в глазах в густую темень. Бледно проявлялась лента дороги, вьющаяся между деревьями, искривленные стволы причудливых дендроидов, густые шапки листвы, стянутые стеблями вьющихся паразитов. Лес насыщали запахи. Куприн различал аромат коры – дразнящий, пряный, щекочущий ноздри. Остальные запахи были глуше, перемешивались – трава, перепревшая почва, гниющие останки паданцев… Слабые примеси бензина и продуктов его горения – но это осталось после «Плимута»… Он поднялся, начал перемещаться от ствола к стволу, прощупывая почву перед каждым шагом. Стоял, сливаясь с голым стволом, в трех шагах от дороги, чувствуя себя униженным и обманутым. Дорога не подавала признаков жизни. Он начал злиться. Офицера спецназа разводили, как мост в Петербурге! В двух шагах возвышался непроходимый массив кустарника, такой же – на обратной стороне дороги. Чтобы осмотреть его, потребуется вся ночь. Какого черта! Нужно сваливать отсюда. Как там в поговорке: бойся бед, пока их нет…