Фелассана нигде было видно, хотя тут и там безупречная прежде лужайка была разворочена валунами, на мраморных колоннах чернели следы гари, и у подножия колонн валялись скорченные трупы стражников Мансерая.

– Я сдаюсь.

Сглотнув горький комок в горле, Бриала бросила кинжалы и подняла руки, показывая, что другого оружия в них нет. Сильверитовые клинки ударились о землю с отчетливым звоном бьющегося стекла, хотя, разумеется, на самих кинжалах не появилось ни царапинки. Несколько шевалье оглянулись на этот звук, явно удивленные тем, что эльфийка оказалась так превосходно вооружена. Вне сомнения, все они узнали этот характерный стеклянный звон – ведь они же аристократы. По крайней мере, все, кроме Мишеля, с недобрым смехом отметил ее внутренний голос.

Эти кинжалы Селина подарила Бриале в ночь, когда та вернулась к ней в Вал Руайо. В ту ночь они впервые занимались любовью.

– Предательница! – крикнул Трен, и Бриале нечего было сказать в свою защиту.

С бессвязным неистовым кличем эльф взмахнул ножом – и тут же более десятка арбалетных болтов пробили его насквозь. Он умер прежде, чем его тело грянулось оземь.

Сэр Мишель спешился и вышел вперед с кандалами наготове.

– Сэр Мишель, – проговорила Бриала. – Все так же судьба сводит нас в самых неожиданных местах.

Он ничего не ответил. Лицо его окаменело в угрюмой решимости – и миг спустя Бриала поняла, чего именно он так опасается.

– Нет, – едва слышно вымолвила она. – Я не растрачу этого шанса так бессмысленно.

Даже если бы сэр Мишель и сдержал слово, бой вдвоем против одиннадцати шевалье был бы коротким и совершенно безнадежным.

Он все так же молчал, однако отрывисто кивнул, и жилы, вздувшиеся у него на шее, едва заметно расслабились. Бриалу это удивило. Вряд ли кто-то из его товарищей-шевалье поверил бы словам, сказанным ею перед домом вельможи, которого она только что убила. Стало быть, если сэр Мишель и волновался, то лишь оттого, что и вправду был готов исполнить свое обещание. Он куда благородней тех, кто кичится своей благородной кровью.

Мишель развернул ее – твердо, но отнюдь не грубо – и сковал ей руки за спиной. Сопровождаемая им, Бриала беспрекословно двинулась через двор покойного лорда Мансерая. Прочие шевалье без единого слова сомкнулись строем вокруг нее. Было ли им приказано обходиться с арестованной сдержанно, или же дорогие доспехи красноречиво говорили о том, что она работает на какого-нибудь аристократа, а стало быть, просто так избивать ее не след? Бриала сильно сомневалась, что кодекс чести касательно обращения с заключенными применяется и к эльфам-убийцам.

С каждым шагом разум ее порождал все новые причудливые мысли. Эти люди явились сюда и потребовали сдаться. Речь, стало быть, не о том, чтобы остановить эльфов – иначе шевалье их бы попросту убили. Дело в самой Бриале – вот почему с нею обходятся так мягко.

Может ли быть, что они стакнулись с Гаспаром и действуют против Селины по его наущению? Вряд ли. Сэр Мишель никогда не предал бы императрицу, и хотя однажды Мельсендре удалось завлечь его в ловушку с помощью шантажа, он до сих пор слишком стыдился того случая, чтобы допустить его повторение. Нет, этих шевалье послала сама Селина. Неужели Гаспар сумел каким-то образом подчинить ее волю своей? Или Верховная Жрица выдвинула новое требование? Что толкнуло Селину изменить свое решение?

Затем факелы остались позади, и Бриала увидела, что ночное небо полыхает багряно-дымным заревом.

И почуяла запах дыма – запах горящих трущоб Халамширала.

И тогда разум ее смолк.

С наступлением утра бо́льшая часть дела была завершена.

Императрица Селина скакала со своим войском на белоснежной кобыле, блистательная в императорских доспехах, которые сверкали даже в слабом дымчатом свете зари. Она знала, что должна бы испытывать усталость. Однако даже притом, что она вопреки обыкновению бодрствовала допоздна, магия новорожденной зари бодрила ее разум и придавала ей силы.

Заслышав лязг доспехов надвигающегося войска, эльфы попытались составить строй копейщиков – палки с ножами и деревянные щиты из собранных по тавернам столов. Орлесианское войско, двигавшееся по четверо в ряд узкими кривыми улочками халамширалских трущоб, опрокинуло этот строй, даже не замедлив шага. Когда солдаты добрались до площади, с флангов двумя волнами хлынули всадники, беспощадно убивая тех, кто пытался бежать, и вселяя ужас во всякого, кому приходила в голову мысль об ответном ударе.

После этого самым серьезным опасением Селины было то, что войско забудет о дисциплине и решит отметить ночной труд разудалым празднеством. Трущобы были домом эльфов, и, будучи загнаны в угол, они вполне способны завязать ожесточенный бой. Потому Селина ехала рядом с войском, под защитой, но на виду у всех, и властно одергивала солдат всякий раз, когда они выказывали намерение удариться в мародерство.

Войско прошло через эльфийские трущобы с поистине армейской четкостью, и, когда оно двинулось обратно, позади жарко полыхали кварталы, захваченные мятежниками.

Лорды и леди Халамширала собрались на рыночной площади Высокого квартала, перед воротами, которые разделяли знать и простолюдинов, в полной тишине ожидая возвращения Селины и ее войска. Впереди стояли аристократы со своими телохранителями. Торговцы, ремесленники и слуги столпились чуть поодаль, держа наготове ведра с водой. То была мудрая предусмотрительность. Жар позади Селины был подобен опаляющей завесе, которая норовила выжечь воздух из ее легких, и раскаленные искры и угли без труда перелетали через каменные стены, которые оберегали благополучие знати.

Эти стены, мельком подумалось Селине, были построены, скорее всего, еще в те времена, когда эльфы возводили Халамширал. Могли ли древние строители представить, что когда-нибудь эти самые стены будут защищать знатных людей от эльфов, которые гибнут в огне по другую сторону стены.

Среди вельмож, собравшихся на площади, был и сэр Мишель. Хотя минувшим вечером он не принимал участия в бою, вид у него был усталый. Когда он устремил взгляд мимо императрицы, на охваченные огнем трущобы, на лице его промелькнула тень той самой печали, от которой он так горячо открещивался во время разговора в карете.

Селина выехала на простор перед рядами своего войска и сняла шлем. Маски на ней не было – вынужденная привилегия для тех, кто носит доспехи, – и ее бледное лицо, не дрогнув, приняло на себя взгляды толпы.

– Да здравствует императрица Селина! – прокричал в безмолвие площади сэр Мишель.

В тусклом свете зари тысяча голосов выкрикнула имя императрицы и тысяча людей верноподданно опустилась на колени.

Сидя в седле, Селина принимала эти почести. То была одна из причин, по которой она поехала верхом с войском, облачилась в доспехи, в которых, по сути, не нуждалась. Можно не сомневаться, что ее нарекут жестокой. Кто-то наверняка усомнится, в своем ли она уме. Зато теперь у нее есть тысяча свидетелей, которые знают с неоспоримой уверенностью, как императрица Селина поступила с мятежниками.