Определенно, число посетителей Тэммангу не очень велико. Это плохо для арт-бизнеса, но особенно одиноким я себя не чувствую. Наоборот, дистанция до Киото и Осака ограждает меня от случайных визитов, так что большинство моих гостей – это хорошие друзья. А потому прием гостей всегда доставляет мне удовольствие.

За последние восемнадцать лет через Тэммангу прошла вереница моих друзей-японцев, которые жили со мной или заботились о доме. У них всех был общий мотив, и это не интерес к искусству и не любовь к природе, как вы могли бы подумать. Они хотели сбежать от японского общественного строя. В Японии не так много мест, где можно укрыться от ограничений, которые накладывает эта система. Практически нереально «исчезнуть» и вести жизнь хиппи в деревне: сеть сложных правил поведения и отношений наиболее жесткая именно близ рисовых полей. С другой стороны, жизнь в больших городах такая дорогая, что только взаимодействие с общественной системой позволяет оплачивать хотя бы аренду жилья. В Токио люди, которые хотят работать в среде, свободной от японских социальных ограничений, обычно стремятся устроиться в иностранную компанию; но часто такая работа – это крысиные бега с соответствующими сложностями и нагрузками. Так что расслабленная жизнь в Тэммангу кажется раем для таких людей, по крайней мере до следующего этапа, который обычно включает переезд в другую страну.

Мой друг-японец однажды сказал: «Старые японские дома всегда ассоциировались у меня с образом бедности. Когда я увидел Тэммангу, то впервые осознал, что в старинном доме можно неплохо жить». Вот в чем причина разрушения Киото. В глазах городской администрации ряды старых деревянных домов выглядят «бедно»; это позорно, надо срочно от них избавиться. Это справедливо не только для Киото – подобное чувство засело глубоко в сердцах людей по всей Японии. Если бы это было неправдой, то массовый снос, который имеет место, вызывал бы сильное общественное возмущение; но до недавнего времени не было и намека на протесты.

Камэока сейчас полностью преобразована, и волна «уродофикации», которая угрожает всей Японии, уже добралась сюда. Каждый год несколько рисовых полей, окружающих Тэммангу, превращаются в парковки и гольф-клубы. К счастью, территория Тэммангу очень обширна, а гора за садом принадлежит монастырю, так что, по крайней мере на некоторое время, мы в безопасности.

На входе в Тэммангу висит каллиграфия в рамке, где сказано «Гнездо спокойствия и счастья». Мыслитель периода Эдо написал ее, подразумевая дом одного из философов империи Сун, который в XII веке возродил конфуцианство. У него было не очень много денег, но его маленький дом был полон книг и свитков. Он приглашал друзей в свое «гнездо», где они закладывали основы революции мышления. Я полагаю, что главное очарование Тэммангу в атмосфере умиротворения. Мы с друзьями, может, и подумываем о революции, но благодаря окружающей тишине, или «черному блеску», или четырехсотлетним балкам, все гости Тэммангу быстро поддаются его расслабленной обстановке. Посетители-бизнесмены, из тех, что никогда не опаздывают на утренние совещания, здесь неизбежно просыпают или же забывают отправить факс или позвонить в офис. Довольно часто гости, которые планировали остаться на одну ночь, теряют ощущение времени и проводят со мной несколько дней.

Люди в Тэммангу быстро становятся необъяснимо сонными. Не потому, что я подсыпаю им что-то в вино, а потому, что темп жизни внезапно замедляется. Во время беседы или прослушивания музыки моих гостей постепенно начинает клонить к земле. Со стула они сползают на мягкие шелковые подушки, и вскоре уже лежат на них. И вот они уже не способны удерживать голову, их лицо утыкается в подушки, они проваливаются в сон. Магия «гнезда» сработала в очередной раз.

Эпоха пузыря

В конце 1983 года я встречал рождество в Далласе, Техас. Сюда меня пригласил Траммелл С. Кроу, бывший однокурсник из Йеля. Траммелл С., со своими длинными волосами, ярко-оранжевым комбинезоном, спортивным авто и эльфийской усмешкой был одним из моих самых безумных друзей в колледже. Он обещал встретить меня в аэропорту, но, когда я прилетел, его нигде не было видно. Затем я потрясенно осознал, что типичный бизнесмен в синем костюме, который вскинул руку в приветственном жесте – это и есть Траммелл С.; я узнал его только по усмешке. Когда я спросил, что с ним случилось, он ответил, что начал работать на своего отца, Траммелла Кроу.

Наша машина достигла делового квартала Далласа, и Траммелл сказал, указывая на вздымающиеся здания: «Тот сорокаэтажный небоскреб принадлежит нам, и та строящаяся пятидесятиэтажка тоже. А для отеля, который мы проезжаем – отец позволил мне самому разработать часть дизайна». Тогда я понял, что, в общем-то, ничего не знаю о его отце. Траммелл С. начал рассказывать о нем.

Траммелл Кроу был техасцем, он родился в Далласе и до тридцати пяти лет был обыкновенным банковским служащим. Но в один прекрасный день ему в голову неожиданно пришла идея купить старый склад. Траммелл отремонтировал помещение и сдал его в аренду. Затем он купил два или три склада поблизости и сделал с ними то же самое. В таком духе он продолжал следующие сорок лет, перейдя от складов к торговым центрам, офисным зданиям, апартаментам, отелям и всем остальным вообразимым видам недвижимости. В итоге Trammell Crow Company стала самым крупным агентством недвижимости во всем мире.

На следующий день Траммелл С. привел меня в офис своего отца. Я ожидал увидеть скучный стиль корпоративной Америки, и потому на мгновение мне показалось, что мы по ошибке зашли в музей: все обозримое пространство представляло собой сокровищницу азиатского искусства. Коридоры украшали кхмерские скульптуры, а китайские нефритовые статуэтки были небрежно расставлены между компьютерами и на шкафах с документами. «Отец любит искусство Азии, – объяснил Траммелл С. – Ему нравится выставлять свою коллекцию в офисах, чтобы сотрудники тоже могли любоваться. Я представлю тебя ему».

Траммелл Кроу сидел за длинным столом в окружение чертежей, и обсуждал со своими архитекторами дизайн нового города. «Пап, я хочу познакомить тебя со своим другом, – начал Траммелл С., но его отец даже не поднял головы. – Он учился со мной в Йеле. – Никаких признаков заинтересованности. – Он специализировался на культуре Китая и Японии».

В этот момент Траммелл Кроу вскочил и воодушевленно сказал: «Китая и Японии? Прекрасно!» Он снял с полки нефритовую статуэтку и спросил меня: «Что вы о ней скажете?». «Ну, своей формой граненого бочонка она напоминает древние фигурки империи Сун, но не думаю, что она такая старая, – ответил я. – Такой стиль иероглифов был популярен в конце XIX века, так что я предположу, что это может быть подражанием от мастера XIX столетия».

«Что? – вскричал Траммелл. – А парни из Сотбис уверяли меня, что это подлинный старинный артефакт!» Я начал бормотать извинения, но он отмахнулся. «Вы бы хотели на меня работать? – внезапно спросил он. – Мы недавно начали вести бизнес в Шанхае, и мне не помешал бы менеджер там». Растерявшись от резкой смены темы беседы, я смог сказать только: «Я очень польщен, и мне бы очень хотелось пожить в Китае некоторое время. Но я всю жизнь изучал культуру и искусство, и ничего другого, так что я совершенно ничего не смыслю в бизнесе. Я уверен, что устрою там хаос, поэтому я вынужден отказаться». Траммелл ответил: «Нет опыта в бизнесе? Ладно. В любом случае давайте-ка вас трудоустроим. Начиная с этого дня». И он обернулся к своему секретарю: «Отправляйте мистеру Керру тысячу долларов ежемесячно в качестве гонорара за консультации».