Они впятером — Холк перед отъездом привёл ещё какого-то человека по имени Бедом и сказал, что он немой, — ведя в поводу вьючных лошадей, проехали сквозь становище, не задерживаясь даже для того, чтобы узнать какие-то новости, и спустились на лёд. Справа и слева днищами вверх лежали десятки лодок, с одного борта заваленные снегом, с другого — оголённые ветром и солнцем. Дорога по льду была короткой, дальше снова шла суша, но Ний знал, что это только остров, потом снова будет лёд и снова остров, и так много раз — и путь до того берега Инелея займёт целый день, а то и больше дня.

На одном из островов, обширном и низинном, с бескрайним замёрзшим озером, поросшим рогозом — весной, а особенно осенью здесь было не протолкнуться среди мириад перелётных птиц, — они увидели стоящие чуть в стороне от пробитой дороги шатры, присыпанные снегом; к шатрам не вело никакой тропинки, а на высоком шесте над ними болтался чёрный лоскут, знак мора. Холк придержал свою лошадь и долго смотрел на шатры…

Заночевать действительно пришлось на острове, узком, но высоком, горбом выступавшем над окружающей низиной. Здесь густо росли деревья, так что можно было и укрыться от ветра, и развести большой костёр. Собирая валежник, Ний заметил, что на нижних сучьях великанских, в два обхвата, ракит висели бороды сухих водорослей. Вот, значит, как поднимается при разливах вода… Он представил себе этот поток, и ему вдруг стало тревожно. Мысль зацепилась за какую-то другую, которая тут же спряталась, — но беспокойство осталось.

На высокий берег выбрались уже заполдень. Тут тоже стояли шатры, хотя и в меньшем числе, чем на том берегу. Их сразу обступили люди, желавшие узнать, что происходит и почему все всего боятся. Холк ехал впереди и отвечал, что никаких новостей нет, ни хороших, ни плохих. Просто никаких. Странным образом это людей успокаивало…

Здесь сделали привал, пообедали, купили лошадям зерна. Зерно было скверное, плохо просеянное, но хоть какое-то. Своё, доброе, уже было на исходе.

Их предупредили, что дальше по дороге попадаются алпанские разъезды, которые весьма суровы и могут не посчитаться с тем, что сами купцы — алпанцы. На что Холк ответил: любящим Митру не подобает опасаться людей царя.

И они двинулись дальше. Не меньше шести дней пути предстояло им…

Только в санях Вальда вспомнила про свою больную спину. Рухнув в мягкое сено, она вытянулась и застонала, наконец-то разрешив боли выбраться из тех застенков, в которые удалось загнать её на время сборов. Сюмерге хлопотала над старшей, что-то подкладывая, что-то поправляя, а лошади бежали, и ритмичный стук восьми копыт мучительно напоминал то, что она услышала там, в пещере, в беспамятстве.

С ранней молодости не было у неё этих припадков…

А тогда — набухало над правым глазом, не болело, а именно набухало, потом подёргивалось лицо, сами двигались пальцы на руке и особенно на ноге — почему-то те, нижние, вели себя по-особому самостоятельно и после долго чувствовались как что-то неродное, приделанное.

Потом наступал момент, когда ей казалось, что вся голова полна мудрых песен, мыслей и слов, но все они кружились, не совпадая, но вот-вот должны были расположиться так, что весь их скрытый смысл станет доступен и вспыхнет внезапным пониманием всего на свете…

Но наступала темнота, не полная, а как бы сумрак, и в сумраке перед глазами возникали невероятные картины, узоры, орнаменты — такие, каких она никогда не видела и не могла видеть, потому что человеку не под силу их создать, такие изысканные и сложные. Так длилось, и длилось, и длилось — но рассеивалось, и уже нельзя было вспомнить ничего.

Нет, тогда она не теряла сознания и её не било в судорогах, как давеча, это случилось впервые… да и те случаи прекратились сразу после замужества, и Колушка, мир её косточкам, так и сказала, что именно мужа не хватало ей всё это время…

И вот теперь, после посещения Камня и прикосновения духов пещеры это обрушилось на неё снова, как будто пробив что-то неправильное внутри; так весенняя вода крушит ледяные заторы. Вальда понимала, что всё уже решила для себя, нужно было только признаться в этом.

— Что, матушка? — склонилась Сюмерге.

— Нет, — сказала Вальда. — Я молчу. Наверное, слишком громко думаю…

Сюмерге встала на колени и, придерживаясь за край саней, стала смотреть вперёд.

— Что там? — спросила Вальда.

— Всё хорошо, — сказала Сюмерге. — Едем…

Взамен лёгких ездовых саночек, оставшихся в Арушах — а может, и сгоревших вместе с домом, с Маклой и Колушкой, а может, пограбленных ряжеными, — Исаак купил в Яри простые крестьянские, крепкие, двуконные, но ехать в них можно было только на сене позади возчика. Сена навалили вдоволь, прикрыли его одной коровьей шкурой, другую дали, чтобы укрываться. Впрочем, мороз был невелик…

Дорогу от пещеры до Яри и первый день от Яри домой Вальда помнила смутно, как что-то давно прошедшее. Прощались с Корожем и другими охотниками… шаман Кавал куда-то сбегал и принёс весть, что множество ряженых во главе с ненастоящим Черномором действительно заманили в чащу, и там они будут блуждать по воле Лесовика до самой смерти, и что Сезган со своими людьми благополучно вернулся в зимнее становище… и Исаак рассказывал, как он со своим отрядом прятался в Яри буквально посреди ряженых, как его шпион узнал, когда и куда отправляются вооружённые люди, ведомые предателем Мешем — и имя Вальды прозвучало! — и уже не составляло труда пойти по их следам и беззвучно перебить почти всех ещё до подхода к пещере… но всё это действительно было давно и как будто в другой жизни. И сейчас, когда она была больна, слаба, устала, когда каждая косточка просила покоя — голова вдруг стала просветлённой и чистой, а то, что было в прошлом, казалось наваждением и мороком.

Камень или духи пещеры тому виной, она не знала, но что-то или кто-то вытащил из неё старую занозу — да даже не занозу, а целый клин…

Но она пока не позволяла себе думать об этом. Просто знала, что она уже не та, что ехала сюда. Совсем не та.

На четвёртый день пути, ближе к вечеру, Вальду сморил сон прямо в санях. И, когда её стали трясти и будить, она никак не могла понять, где она и что происходит вокруг.

Стоял шум: голоса, конское ржание, скрип снега, что-то ещё. Потом она смогла сосредоточиться на тревожном лице Сюмерге, которая тормошила её и шептала:

— Матушка, матушка, проснитесь! Да проснитесь же!..

— Да. Да-да. Я… Где мы?

— В дороге, в дороге. Ещё в дороге.

— Что случилось?

Наконец Вальда смогла приподняться и осмотреться вокруг. Горело множество костров, между ними сновали люди.

— Дурные вести, матушка. Тикр осаждают враги.

— Что?

Сонливость как рукой смахнуло.

— Какая-то армия подошла. Подгород сожгли. Эти люди оттуда. Ничего больше не известно, чья армия… в общем, ничего. Исаак пытается что-то выяснить…