Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты сказал, и скрытых мыслей у тебя больше нет… — произнёс Кавал со странной интонацией — будто задавал вопрос самому себе. Потом добавил: — Тебе нечего бояться.
— Я лгала отцу и ничего не сказала жениху, — почти прошептала Сюмерге. — Я не девушка…
Кавал кивнул.
Вальда встала, подошла к ней, обняла за плечо.
— Я им не скажу.
— Всё равно, — сказала Сюмерге. — Вряд ли я их увижу.
Наступило молчание.
— Если больше никто не имеет скрытых помыслов… — начал Кавал.
— Я жду возвращения мужа, но люблю другого человека, — сказала Вальда. — И он любит меня. И моё сердце рвётся…
Шаман снова кивнул. Посмотрел по сторонам. Потом сказал:
— Отойдите туда, к огню.
Вальда послушно отошла, за нею двинулись и остальные. Она подумала было подкормить огонёк, но он, похоже, не нуждался в подкормке: охватив свои несколько сучков, горел светло, высоко и спокойно.
Шаман отступил на шаг и стал невидим. Потом донеслось шуршание, тихие глухие удары — наверное, ладонь в ладонь. Так длилось сколько-то лепт, удары сыпались всё чаще, и наконец шаман запел.
Вальда много раз слышала пение шаманов, но никогда не слышала такого. Так, наверное, мог бы петь волк.
Продрало холодом, и дыбом поднялась несуществующая шерсть на спине…
Огонь стал выше.
Вальда поняла вдруг, что у неё исчезли ноги, она висит над полом пещеры и покачивается в такт этому пению.
Огонь достиг свода и стал разливаться по нему. Над головой образовалась огненная лужица, а огонь всё тёк, и тёк, и тёк вверх, и скоро лужица превратилась в озеро, по которому расходились волны — тоже в такт пению.
Вальда подняла голову и уже не могла оторвать взгляда от опрокинутого огненного моря. Что-то происходило на его поверхности — пока непонятно, что.
С огромным трудом она скосила глаза — голова не поворачивалась — и увидела выхваченные из темноты лица Сюмерге и Кемонце, плоские, неподвижные, отдельные от невидимых тел.
На тёмном огненном море светлые волны сошлись в одной точке — и вдруг выплеснулись скрученным столбом. Столб постоял неподвижно и начал изгибаться наподобие змеи.
Раздалось шипение.
Покачиваясь, змея развернулась к Вальде. У неё была широкая голова и один глаз — просто чёрный провал в никуда. Из закрытой пасти стремительно высовывались и скрывались длинные язычки.
Голова приблизилась и замерла, как бы прислушиваясь к чему-то. Глаз смотрел сквозь Вальду, прожигая навылет невыносимым равнодушием.
Внезапно змея распахнула пасть. Та раскрылась, как бутон цветка — пятью лепестками. В лицо пахнуло смрадом — как от горячей золы, залитой помоями.
Вальда поняла, что сейчас умрёт. Умирать было не страшно — страшно было то, что она скрыла от духов какие-то потаённые мысли, а какие — не знала и сама… Понимание сделанной некогда ошибки — глупой, нечаянной, забытой, но потому совершенно непростительной — было хуже смерти.
Что-то делали с её зубами, а потом в рот полилась вода. Вальда глотнула — у воды был привкус крови — и тут же закашлялась, приподнялась, открыла глаза…
Над ней склонялась Сюмерге. Тревога и горе на её лице моментально сменились радостью. Сюмерге обхватила Вальду руками и принялась целовать, плача и смеясь одновременно.
— Матушка… матушка… Боги, ты жива! Ты жива!
Вальда хотела что-то сказать, но язык не шевелился. Он был толстый, неживой и едва помещался во рту. Тогда она просто похлопала Сюмерге по плечу и дала понять, что хочет сесть.
Её подложили под спину что-то плотное. И снова дали воды. Теперь она смогла напиться.
— Что… было?..
— Припадок у тебя был, — сказал Кавал. — Колотило тебя. Кричала… разное. А потом вдруг дышать перестала.
Вальда кивнула. Голова была пустая и гудела. Где-то в затылке собиралась боль.
— Духи из тебя что-то вытащили, — продолжал Кавал. — Но я не смог понять, что.
Вальда снова кивнула. Её казалось, что из неё вытащили вообще всё.
— Постой-ка, Кавал, — сказал Корож. — Раз мы все живые… хотя да, бабы ещё…
— Нет — сказал шаман. — Женщин можно не проверять. Предатель — Меш. Он ведёт ряженых. Они уже прошли поворот и сейчас будут здесь. Делайте огонь ярче…
Пока Корож расставлял бойцов по местам, Вальда продолжала сидеть и смотреть на всё совершенно отвлечённо, словно её это не касалось. Словно её самой тут и не было вовсе.
Какой-то шум обозначился за чёрной прорехой выхода. Шум, удары и вскрики.
Охотники, стоя полукругом, подняли луки; стражники занесли топоры.
Но ничего не происходило пока, а вскоре стих и шум.
Потом послышались тяжёлые медленные шаги. Из мрака показался наконечник копья с насаженной на острие рукавицей.
— Здесь свои! — крикнули снаружи.
— Какие ещё свои? — не поверил Корож, натягивая тетиву.
— С вами ли госпожа Вальда из Тикра?
— Во как…
Корож слегка ослабил тетиву, приопустил лук.
— А вы кто?
— Я Исаак, сын Гамлиэля! Отец отправил нас на поиск!
Вальда встала. Ноги держали едва.
— Спроси… как зовут… сокола.
— Что? — не расслышал или не понял Корож.
— Сокола… его сокола…
— Тут спрашивают — как зовут твоего сокола?
— Гордец! Моего сокола зовут Гордец!
— Это правда свои, — сказала Вальда и, чтобы не упасть, схватилась за Корожа.
— Здесь мы собрали более чем достаточно, — сказал Ний. — Ещё немного, и меня опять потащат на расправу. Купцы не любят проигрывать… Может быть, вообще уже достаточно? Я выиграл для вас больше, чем можно получить за меня как за рекрута или раба…
Он обвёл глазами сидящих. Аюби и Мантай смотрели в свои чаши с дымящимся молоком. Холк смотрел прямо в глаза Нию. Все молчали.
— Я понимаю, что денег много не бывает, — продолжал Ний. — Но здесь мы уже ничего не соберём. Надо или перебираться в Железные Ворота, или… или отпустите меня.
Аюби поставил свою чашу рядом с собой.
— Ты говоришь разумно. И ты просишь справедливо. Мы с кумом согласны с тобой… но, видишь ли, из-за задержки мы, как выяснилось, понесли немалый ущерб. Это другая справедливость, уже наша. Мы отправимся в Железные Ворота, и там ты сыграешь для нас ещё десять раз. На разных рынках. Это не вызовет подозрений. После этого ты будешь свободен. Согласен?