Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Немного поколебавшись, герцог разжал пальцы покойного и переложил его трофей в свой кошель. Потом аккуратно провел рукой по застывшему лицу, навсегда закрывая глаза.
Случившееся в городе не прибавило настроения, и в лагерь Дайон возвращался в самом мрачном расположении духа. Среди прочего угнетало то, что он так и не смог понять, как вернуться, а это означало, что все сегодняшние жертвы напрасны. Левансия все равно останется без своего правителя.
Конечно, есть Дениза. Но даже если у нее родится мальчик, он будет законным наследником Эвендейла и, следовательно, герцогом Левансийским не станет. И только второй мальчик сможет унаследовать герцогство, если к тому времени междоусобица не разорвет Левансию на части…
На сердце становилось вдвойне тяжелее от того, что он видел в последние дни. А еще была Виола…
В висках опять отдало болью. Герцог остановился и прижался лбом к шершавому стволу. Следовало признаться, что он окончательно запутался. Девушке не место на войне. Быть может, стоило забрать ее с собой, в будущее? Это могло показаться разумным, но в качестве кого он представит ее у себя во дворце? Сплетни неминуемы в любом случае, и в первую очередь они навредят самой Виоле. Да и лишить ее девяти лет жизни… Хотя кто сказал, что лишить? Возможно, этим он сохранит ей жизнь. Голова разболелась еще сильнее.
Дайон со стоном вздохнул. В любом случае, прежде чем решать судьбу Виолы, следовало найти того, кто поможет герцогу вернуться в свое время, а не бесцельно стоять в темном лесу, подпирая сосну, которая и так росла абсолютно ровно. Потерев лоб, чтобы убрать прилипшую к коже смолу, Дайон направился в лагерь.
Негодующие возгласы он услышал задолго до того, как показалась знакомая маскировочная иллюзия. В очередной раз Дайон испытал раздражение от отсутствия дисциплины. Будь на его месте стражник, преданный лорду Маркусу, – и враг узнал бы о лесном укрытии партизан, даже не показавшись на глаза часовым.
Как вскоре выяснилось, обсуждали то самое событие, которому он недавно стал свидетелем. Новости распространяются быстро во все времена и почти в любых обстоятельствах.
– А я говорю, это были ребята из соседнего отряда! – кричал один.
– Да нет же, из подполья, – возражал другой. – Моя кузина им помогает, и она одного узнала. Они собирались поджечь склад с оружием, но близко подойти не успели. Не знаю, кто проболтался, но перехватили их уже на площади.
– В живых, говорят, никого не осталось.
– Когда они магический огонь используют, живых остается мало, – мрачно подтвердил кто-то. – Что из наших, что из простых прохожих. Уничтожают всех без разбора.
– Когда мы уже сможем положить этому конец?
– Думаешь, есть шансы?
– А ты что же, думаешь, их нет?
– Я ничего не думаю. Я только знаю, что наши люди погибли. Наши. Неважно, из какого они были отряда. Это оружие, которое они хотели уничтожить. Стоило оно их жизней?
– А как еще, по-твоему, можно вести войну? Сидеть дома и писать мемуары? Мемуарами мы герцога из крепости не вызволим. Для того чтобы его спасти, наше оружие должно быть не хуже, чем у лорда Маркуса.
– А знаете, что я вам скажу? Не слишком ли много жертв мы приносим ради мальчишки, который с самого начала Смуты сидит в крепости? Его отец был хорошим герцогом, это верно. Но сам Дайон л’Эстре ничего для своего народа не сделал. Он подписывает документы, в которых заинтересованы наши враги. И палец о палец не ударил, чтобы нам помочь.
– А ну-ка замолчи!
– Ты несешь чепуху!
На высказавшегося против «мальчишки» напустились другие участники спора, но тут вперед выступил Дайон.
– Он прав.
Пришлось набрать побольше воздуха в грудь, распрямить спину и с достоинством признать то, что мучило его так много лет. Спорщик всего лишь озвучил то, что было очевидно самому Дайону.
– Он прав, – повторил в наступившей тишине герцог. – Дайон л’Эстре действительно ничем не помог вашему делу… нашему делу. Он никогда не воевал. На него оказывают давление – и он идет на поводу у того, кто сильнее. А здесь, снаружи, льется кровь. Юноши становятся героями, но жизнь героев редко длится долго. Лучшие маги выступают против врага – и погибают в неравном бою, ведь на стороне Маркуса больше Одаренных. Женщины берут в руки оружие. Десятки, сотни гибнут во имя мальчишки, который ничем не заслужил своего особого положения. Разве что родился сыном герцога. Неужели его жизнь стоит этих жертв?
– Да как ты смеешь говорить такие вещи? – напустился на Дайона Анри.
– Предатель! – подключился еще один. – Тебе лишь бы отсидеться в безопасности, да?
– Я не пытаюсь отсидеться в безопасности, – возразил Дайон, но его уже не были готовы слушать.
– Этот «мальчишка» – наша единственная надежда! – рявкнул Вест. – И он – самый настоящий герой. Потому что выжил. Потому что выстоял, несмотря ни на что. И продержится до тех пор, когда мы, горстка плохо организованных бездарей, сумеем наконец вытащить его из плена.
– И тогда он сделает все правильно! – подхватил Анри. – И в Левансии никогда больше не будет такого произвола!
– Он не в монастыре каком-нибудь отсиживается и не у богатых родственничков! – добавил смуглый верзила, имени которого Дайон то ли ни разу не слышал, то ли попросту не счел нужным запоминать. – Каково мальчишке в его годы оказаться в тюрьме?
– Да с кем мы говорим? Бей его, ребята! – завопил кто-то. – За Дайона л’Эстре! За Левансию!
Не успел упомянутый выше герцог л’Эстре опомниться, как его повалили на землю, и ему ничего не оставалось, кроме как сгруппироваться и пытаться уклониться хотя бы от части ударов, наносимых преданными соратниками и борцами за его свободу. В основном по спине, хотя кто-то умудрился заехать сапогом по лицу. В глазах заплясали искры. Продолжалось это недолго, и все же ему как следует досталось, прежде чем раздалось громогласное:
– Что, вашу мать, здесь творится?!
Побои мгновенно прекратились. Поняв, что продолжения не будет, Дайон решился убрать руки с головы, сесть на траву, а затем и подняться на ноги. Жюст стоял посреди поляны, метая на подчиненных гневные взгляды.
Хоть предводитель и не обладал выдающимся ростом, сейчас казалось, будто он возвышается над прочими наподобие возведенной на пьедестал статуи. Партизаны реагировали по-разному. Кто-то вперил
