восприятия – и этим больше, чем любой другой фильм Нолана, напоминает работы Хичкока. Кстати, один из эпизодов телеантологии «Альфред Хичкок представляет» так и назывался, «Бессонница», и рассказывал о мужчине, который потерял жену при пожаре и, мучимый чувством вины, лишился сна. «Не спится, Уилл?»[56] – с необычайным спокойствием спрашивает Робин Уильямс в роли убийцы Уолтера Финча, который повадился звонить детективу Дормеру по ночам, как раз когда тот в шаге от того, чтобы заснуть. Финч напоминает Ворона из стихотворения По или Бруно Энтони, героя Роберта Уокера в фильме Хичкока «Незнакомцы в поезде», который донимает звезду тенниса в исполнении Фарли Грейнджера, будто угрызения совести. «Как-то раз мне в голову пришла чудесная идея, – говорит Бруно, предлагая герою обменяться убийствами. – И я убаюкивал себя по ночам, обдумывая ее». Идеи бывают ужасно увлекательны, а человек может пасть жертвой собственных мыслей – Нолан одержим этим не меньше своих героев. Подобно многим из них, Дормер винит себя не столько за свои действия, сколько за мысли. Он желал напарнику смерти; а это немногим лучше убийства как такового. Достаточно, чтобы Финч мог его шантажировать. Есть в этом злодее нечто призрачное: в сценах погони он почти ускользает из поля зрения, а оказавшись за рамками кадра – испаряется. После финальной перестрелки Финч падает в люк и медленно исчезает в глубинах озера. Это любимый прием Нолана: так Кобб растворяется в толпе в финале «Преследования». Словно его никогда и не было. Может показаться, будто Финч – порождение снов Дормера, проекция его чувства вины.

Бруно (Роберт Уокер) душит Мириам (Кейси Роджерс) в триллере Хичкока «Незнакомцы в поезде» (1951). Это один из любимых фильмов Нолана, познакомивший его с творчеством Рэймонда Чандлера.

«Я обожаю “Незнакомцев в поезде”, – рассказывает Нолан. – Я так и сказал Робину, когда мы обсуждали его героя: “В самом фильме этого не будет, но, возможно, Финч нереален”; то есть его не существует. Он выступает как совесть Дормера, его Сверчок Джимини[57] – так его сыграл Робин. “Бессонницу” я всегда сравниваю с “Макбетом”: в общих чертах это истории о чувстве вины и саморазрушении главных героев. Финч нашептывает в ухо Дормеру то, что тот уже знает или как минимум должен знать».

Дормер (Аль Пачино) бродит по затянутому туманом берегу в поисках убийцы. По замыслу Нолана, эта сцена сродни погружению в мир мертвых.

Пожалуй, главное заимствование Нолана у Хичкока – экспрессионистский подход к пейзажу. Недружелюбный скалистый ландшафт Британской Колумбии и северной Аляски дал немало выразительных возможностей ему и Нэйтану Краули, британскому художнику-постановщику, который на «Бессоннице» впервые сотрудничал с Ноланом. Вместе они разработали локацию, где Дормер первый раз сталкивается с Финчем, – одноэтажную деревянную хижину, стоящую на опорах поверх опасных скал. В решающий момент Финч уходит через люк в полу, и Дормер бросается в погоню за его ускользающим силуэтом: сначала в лабиринте подземных тоннелей, затем сквозь густой туман, карабкаясь по скользким валунам. Нолан делает акцент на ногах Дормера, которыми он отчаянно ищет точку опоры на скалах и (позднее, в другой погоне) на бревнах, сплавляемых по реке, – это одновременно мост и изменчивая, перекатывающаяся дорога. Оступившись, детектив падает в ледяную воду и пытается рукой раздвинуть сталкивающиеся бревна, пока из легких не вышел воздух. Расклад очень в духе Нолана: режиссер одновременно играет со страхом замкнутых и открытых пространств.

«Истории о дикой природе всегда вызывали у меня отторжение, – говорит он. – Есть что-то очень телевизионное в образе северного городка в окружении елей. Может быть, это потому, что я вспоминаю “Твин Пикс”, а может, и нет. Так или иначе, мы с художником-постановщиком Нэйтаном Краули (это наша первая совместная работа) потратили уйму времени, пытаясь понять, как создать для фильма выразительный, экспрессионистский пейзаж. Затянутый туманом берег был ключевой локацией. Одна из тем “Бессонницы” – путешествие по незнакомой земле: затянутый туманом берег, люк в хижине, затем – тоннель. Этот тоннель стал своего рода вратами в иной мир; хотя тематически я это не продумывал, такие образы рождаются инстинктивно. Я думал: “Так, герой спускается в более плотный туман, потом в тоннель, потом он бежит по тоннелю, и на выходе туман полностью ослепляет его”. От оригинальной “Бессонницы” нашему фильму достался образ вездесущего света, поэтому мы решили: “Окей, так и поступим”. Когда кто-то собирается снять нуар, они, как правило, говорят о свете и тени. Понимаете, да? Но такие люди упускают из виду суть жанра. Когда я возил “Преследование” на кинофестиваль в Сан-Франциско, после показа мы обсуждали фильм с одним из организаторов, и он сказал: “Как интересно, что “Преследование” – это нуар, однако действие разворачивается днем!” Все словно забыли, что в “Двойной страховке” есть сцены в супермаркете и зале для боулинга».

Первое появление Робина Уильямса в роли убийцы Уолтера Финча в ключевой сцене на пароме. «У нас с вами есть общий секрет, – говорит он Дормеру. – Мы знаем, как легко убить другого человека».

Нещадный свет полуночного солнца иллюстрирует состояние Дормера (герою не укрыться от собственного чувства вины), а холодная синева ледника рифмуется с бесстрастной и неторопливой натурой его цели, Уолтера Финча. «Вы знали, что каждый день этот ледник сдвигается на четверть дюйма?»[58] – спрашивает Финч, словно ищет родственную душу. Он уже дважды ускользнул от Дормера, а теперь назначил измученному сыщику встречу на пароме. Это ключевая сцена, расположенная чуть дальше середины фильма, – один из тех решающих эпизодов, когда сюжет фильма вдруг уходит у зрителей из-под ног, как это любит Нолан. Мы впервые видим Уильямса со стороны, он глядит из окна в хвостовой части парома. «О, какой вид», – говорит Пачино, вставая рядом с ним. Нолан крупным планом показывает профиль Уильямса: тот неподвижен и загадочен, словно сфинкс. Озеро позади него выглядит угрожающе тихим. «Вы меня не знаете, – объясняет он Дормеру. – Когда я узнал, что вас вызвали из Лос-Анджелеса, я запаниковал». Финч говорит хладнокровно, разумно и невероятно спокойно; на лице Уильямса, как обычно, легко считываются эмпатия и интеллект, он будто снова играет какого-нибудь доктора или психолога. «Убийство меняет человека, – говорит он. – Что вы ощутили, обнаружив, что это был Хэп? Вину? Облегчение? Вы не думали об этом до той минуты? О том, как было бы хорошо, если бы его вдруг не стало? Но убили вы его, конечно же, случайно». Его сближение с Дормером кажется нелепым, неприличным. Он дважды ускользнул от сыщика, а теперь сознается в преступлении. Почему?

Пачино приобнимает