Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Папа! – резко обернулся Арт, и я порадовалась: он в самом деле был удивлен. – Откуда ты? – И сердито: – Неужели следил за мной?
– Я получил твое сообщение, – сказал мне Креван, не отвечая Арту, довольный, словно в чем-то меня переиграл. Потом он ласково положил руку на плечо сыну: – Иди домой, сынок. Дальше я сам.
– Что происходит? Какое сообщение?
– Извини, сынок, но ты теперь страж, и замок имеет доступ ко всем твоим звонкам. Звонок Селестины сразу же поставили на прослушку. Но об этом мы поговорим позже, – добавил он непререкаемым тоном и снова обратился ко мне: – Арту нельзя разгуливать по ночам, как прежде, у него теперь работа. – Он улыбнулся, и от глаз побежали морщинки.
Я сердито уставилась на Арта, потом пронзила взглядом Кревана:
– Должно быть, теперь вы гордитесь сыном. Теперь он такой же, как вы.
Арт смотрел себе под ноги. Ему не терпелось убраться подальше, раз он понял, что мне известно о его службе в стражах. Бросив последний взгляд на Кревана и на меня, он поспешно ушел.
– Ирония судьбы: ты оказала мне неоценимую услугу. Твое опрометчивое поведение вернуло мне сына. Мы никогда прежде не были так близки, – произнес Креван, приближаясь ко мне.
Ветерок донес знакомый запах. Мята. Жевательная резинка или антисептик? Я не могла толком разобрать. Может быть, он жует резинку. А может быть, это домашний запах Кревана из моей прежней жизни, когда мы были друзьями, почти родственниками.
– Он бы ни за что не вошел в наше семейное дело, если бы ты не предала его – не ударилась в бега, не сделалась нарушительницей.
Меня так и подмывало наброситься на судью, ударить, лягнуть его хорошенько. Заорать как можно громче, выплеснуть на него все известные мне горькие и грубые слова, но смысла никакого – его не прошибешь. Всякое чувство, все эмоции давно в нем умерли. Наверное, он сидел часами, обдумывая, как уничтожить меня и оборвать все связи, какие соединяли его сына со мной.
– Значит, ты что-то хотела показать Арту. – Довольный, он следил за выражением моего лица. – Полагаю, речь идет о так называемой секретной видеозаписи. Давай ее сюда. – Он изображал хладнокровие, но я видела, как он нервничал. Две недели он переворачивал всю страну вверх дном в поисках этой записи.
Я усмехнулась:
– Вы правда думали, что я возьму ее с собой?
Самодовольная улыбка погасла.
– Я позвонила Арту в расчете, что он предупредит вас о встрече. Думаете, я не знала, что он стал стражем? Разумеется, знала. Вот только не думала, что он скроет свидание от вас. Выходит, не так уж крепки ваши отношения, – продолжала я, стараясь побольнее его уязвить. – Я сильно изменилась с тех пор, как вы меня заклеймили. Стала умнее. Ирония судьбы – вы тоже оказали мне неоценимую услугу.
Его лицо потемнело – он понял, что все идет по моему плану.
– Я приехала сюда не затем, чтобы показать Арту запись. Я приехала поговорить с вами. Сказать вам, что вы допустили ошибку – впрочем, вы это и сами уже понимаете. Потом вы пытались замести следы, но поздно. Стражи, школьники, журналистка, адвокат … Слишком далеко дело зашло. Неужели вы рассчитываете, что никто ничего не заметит? Ни у кого картинка не сложится? Всю страну не заклеймить, Боско.
– Ты веришь, что какая-то видеозапись так много значит? – рассмеялся он.
– Я это знаю. Потому что я знаю, что на ней. Я же там была, не забыли? А еще знаю, потому что вы из кожи вон лезете, разыскивая меня, пытаясь меня поймать. Вы запаниковали. Знаете, что от этого вам не отговориться. Когда люди увидят съемку, они поймут, какое вы чудовище. Чудовище, вышедшее из-под контроля: нельзя такому доверять огромную власть.
У него заходил кадык. Боско прикидывался, будто мои слова его не задели, но я же видела: с ним за всю жизнь никто не смел так говорить.
Я сделала глубокий вдох.
– Я могу сделать так, словно ничего и не было. Я отдам вам запись, если вы признаете, что я не заслуживаю Клейма. Что в автобусе я поступила правильно. Покайтесь, Боско. – Я повторила то слово, которое он обрушил на меня в камере Клеймения.
Он явно удивился:
– Это невозможно. Стоит сделать так один раз, и все Заклейменные потребуют пересмотра приговора.
– Таковы условия, – пожала я плечами.
Он вздохнул, плечи его поникли, одну руку он спрятал в карман, другой устало потирал лицо.
– Ладно. Я это сделаю.
Я даже растерялась от такого поспешного согласия. Выходит, Рафаэль дал мне хороший совет. Надо ковать железо, пока горячо.
– И вы должны сделать то же самое для Кэррика Уэйна. – Пусть Кэррик скрыл от меня свое участие в делах Эниа Слипвелл, но то, что было между ним и мной, никуда не делось – и то, что было тогда в замке, и то, что случилось накануне ночью в спальном вагоне. Вероятно, ему придется попросить у меня прощения, но он, и только он, по-настоящему верил в меня, только благодаря ему состоялся этот разговор – я перед ним в долгу.
Судья посмотрел на меня, сощурившись, и я постаралась сохранить уверенность. Более пугливая часть меня уже паниковала: не следовало называть имя Кэррика, подсказывать Боско эту связь.
– Ты отдашь мне запись, все копии, и я сделаю то, что ты просишь, – для тебя и твоего друга. Но вот мои условия: вы оба покинете страну и чтобы я даже не слышал никогда больше ни о тебе, ни о нем. Только суньтесь в Хамминг – окажетесь снова в том же положении.
Я была потрясена: план сработал! Уехать из страны? Да с радостью. Получить свободу? Конечно, давайте!
– И это соглашение останется частным, – продолжал он, разъясняя все детали. – Никто не будет знать, что приговоры отменены. Вы будете жить свободно, и соответствующие органы будут извещены, но население останется в неведении. Мы сделаем это по-тихому.
Точно так же было и с тем делом, которое выиграл Рафаэль Ангело. Но если я соглашусь всю жизнь молчать об отмене приговора, я так и не верну себе незапятнанное имя и, главное, никто не сможет использовать мою победу как прецедент, чтобы вступить в борьбу за свою свободу. Мы не сможем предъявить обвинение Кревану. Эниа Слипвелл не сможет привлечь меня к своей кампании. Заклейменные так и останутся бесправными. Санчес не сможет отстранить Кревана от власти.
Зато я буду свободна. И Кэррик.
Мне вспомнился упрек, который Корделия бросила мне на заводе: «Настоящий вождь не пожертвует своими людьми ради собственной пользы».
– Нет. – Мой голос дрогнул. – На это я пойти не могу.
Креван прищелкнул языком:
– А ведь все могло получиться!
Я утратила бдительность. Слишком озабочена была тем решением, которое предстояло принять, и не следила за Боско. Думала, я умна – оказалось, недостаточно. Он вынул руку из кармана, вытянул ее и вонзил мне в бедро иглу.