Вид и слова доверенного лица его величества — а именно, каким тоном они были произнесены — несколько охладили пыл сиятельного. Он выдохнул:

— Вы боитесь, что она уйдёт со мной, потому и спрятали. Обвиняете меня непонятно в чём. Хотите, чтобы я отступился от неё? — Глянул на араба, как на заклятого врага. Неприязненно процедил: — Она нужна вам не только для излечения сына. Она привлекает вас как женщина. Или… Всё уже слажено? Дайте мне поговорить с ней. Больше я ни о чём не прошу.

Абассинец сделал неутешительный вывод: «Бригахбург не имеет отношения к исчезновению пфальцграфини»:

— Вы уже знаете, что она пропала. — Не спускал с лика мужчины внимательного взора. — Я полагал, что это ваших рук дело.

— Сбежала… — Нервный смешок графа неприятно отозвался в душе Шамси. — От вас… — Герард ликовал. Его Птаха не изменяет себе!

— Представьте, сбежала от меня! — выпалил он. — Надеюсь всё же, что сбежала. Или на худой конец её похитили, а не ушла в своё время.

— Ушла в своё время? Почему?

— Из-за вас, ваше сиятельство! — Едкий возглас, взвившись к потолку, резанул слух. — Вы сегодня по соседству устроили ночь страстной любви. Со всеми этими обоюдными выражениями своих диких восторгов, — криво посмеивался, наслаждаясь замешательством противника, наблюдая, как вытянулось его лицо, и поползли вверх брови. — Кто из подавальщиц приглянулся вам до такой степени, что вы не смогли сдержаться, даже зная о тонкости здешних перегородок?

— О чём вы? — Герард удивлённо уставился на стену. — Этой ночью там… — Слова дознавателя дошли до цели. — Дьявол! Вэлэри слышала…

— Неуёмную страсть, — довольно заключил эксиленц.

— И подумала, будто это я?!

— А что ей оставалось думать после того, как вы столкнулись у каморы, которую сняли по соседству? Мне стоило большого труда её успокоить.

— Если вы притронулись к ней…

— Как вы ночью к подавальщице?

Граф рванулся к арабу, но властный окрик:

— Стоять! — остановил его.

Глядя на издёрганного воителя, Шамси поморщился:

— Что она в вас нашла? Хотя… Вы стоите друг друга. Вчера успокаивал одну, сегодня сдерживаю от глупости другого… А насчёт пфальцграфини… Ещё не родилась та женщина, которая меня заинтересует настолько, чтобы… — махнул рукой. — Пустые разговоры. Она мне нужна… — Потёр переносицу, уточняя: — Была нужна… Вы — отец и поймёте меня как никто другой. Вы знаете, что значит терять единственного сына.

— Не верю. Она не могла уйти, не поговорив со мной.

— Такая женщина, слыша, что происходило за стеной, не станет говорить с изменником ни о чём. Всё, Бригахбург. На постоялом дворе её нет. Мои люди прочёсывают округу. Уверен, что вернутся ни с чем. Она ушла. Улетела… Или как там они перемещаются. — Настороженно прислушался. «Tempo al tempo», — неслось ему в спину. Словно лицедейка стояла позади него и жарко шептала в ухо. Обернулся, шаря глазами по стенам, холодному очагу, разбросанным женским вещам.

Герард побледнел:

— Это вы виноваты во всём! — развернулся, схватив араба за горло, сжав, обрушив его тело на стену. — Сучий сын… — Ощутив укол, уставился на джамбию, уткнувшуюся в его бок. На светлом полотне рубахи проступило пятно крови. Ослабил хватку, шумно выдохнув. В тот же миг отлетел к ложу, корчась от боли. Подтянув ноги к животу, зажмурился, тихо постанывая.

— Ты вовремя, — эксиленц вытер полотенцем кончик джамбии, довольно поглядывая на Ингваза. — Я бы прикончил его. Свяжи его и рот заткни.

— Что делать с его людьми?

— Обезоружить и… Оставь их в кустах за конюшней. А вы… — чуть подумал, всматриваясь в Бригахбурга, которого ловко вязал охранник, — отдохните здесь, придите в себя. Вас какое-то время не побеспокоят. Надеюсь, этого хватит, чтобы остыть, всё обдумать и не наделать глупостей.

Его сиятельство, получив ещё один удар в живот за чрезмерную активность, притих.

Шамси, тяжело вздохнув, приблизился к нему:

— Признайтесь, вы убили Вилли Хартмана и его сообщников перед тем, как устроить поджог судна? Да ещё таким изощрённым способом? — На вопросительный взгляд графа кивнул: — Да-да, огонь не всё уничтожил.

— Зачем мне его убивать? — тяжело дыша, сплюнул Бригахбург. — Правосудие в вашем лице не дало бы ему уйти, верно?

— Верно. Только я бы не стал выпускать ему кишки и выдёргивать язык через рассечённое горло. Я бы добился признания в покушении на жизнь сиятельной особы, казнил его публично, пополнив его имуществом королевскую казну, и лишил бы его семью всех привилегий. В назидание остальным.

Герард, крепко связанный, с оскаленным, перетянутым верёвкой ртом, лишь выдавил подобие улыбки и качнул головой.

— Как думаете, господин граф, почему я вас не убью сейчас? — лучезарно улыбнулся дознаватель, закладывая кинжал в ножны, опускаясь на корточки рядом с пленённым. — Да, вы правы. Из-за герцогини Ангелики фон Вайсбах. — На очередное качание головой, ответил, растягивая слова: — Не-ет, что вы, она не замешана во всём этом. Я не могу разочаровать свою будущую королеву. Это мой подарок ей. Вы?.. — Окинул мужскую фигуру оценивающим взором. — Очень скоро забудете строптивую пфальцграфиню и найдёте утешение в объятиях другой женщины, как и ваша лицедейка найдёт себе достойного мужа. Там, в своём времени. — Похлопал по плечу обездвиженного Бригахбурга. — Ни одна женщина не стоит того, чтобы вы перестали быть мужчиной. Вы один, а их множество. Наслаждайтесь собственным непостоянством.

Сиятельный, мысленно послав эксиленца в жаркие тропики ада, и вложив в свой обжигающий взгляд всю силу собственного презрения, одарил им тайного советника.

— Итак, Ингваз, — отвернулся от него Шамси, вставая и одёргивая кафтан, забирая с крышки сундука сумочку Вэлэри, — я оказался прав: следов пфальцграфини вы не нашли.

— Нет, — услышал Бригахбург в закрывающуюся дверь.

Мелькнувшая тень в полутёмной конюшне постоялого двора, стремительно приближалась.

— Ингваз, где тебя черти носят?!

Раздражение доверенного лица его величества искало выхода. Его конь, чуя состояние хозяина, возбуждённо раздувал ноздри и нетерпеливо сучил ногами, косясь за его спину. Вскинул голову, вырвав уздечку.

— И ты туда же… — скривил губы гехаймрат, подтягивая подпругу. — Всё и все против меня…

От резкого движения рядом, жеребец всхрапнул, дёрнувшись в сторону и встав на дыбы.

Шамси, издав нечленораздельный звук, схватился за горло, опуская взор на свою грудь.

Горячая густая кровь, просачиваясь сквозь пальцы, струилась по коричневой коже куртки, окрашивая её багряным цветом.

— Ингваз… сюда… — прохрипел он, слабея и, рухнув у ног заржавшего коня, не мигая уставился перед собой.

Он помнил то чувство опасности, которое преследовало его последнее время. Что ж был так неосторожен и беспечен?