Олив распрямляется, в ее глазах вспыхивает огонек:

– А у меня тоже может быть новая мама?

У Энни разрывается сердце от жалости к осиротевшему ребенку. Они с Олив, кстати, не так уж и не похожи. Им обеим нужна мать. Только у нее самой, в отличие от девочки, мама есть. Эта мысль заставляет Энни почувствовать себя мелочной и неблагодарной.

Прежде чем она успевает что-нибудь сказать в ответ, открывается входная дверь. Только заметив тревогу на лице Тома, Энни улавливает запах гари и видит густой черный дым, который валит из кухни.

Черт! Она забыла про чеснок!

Энни права. Я должна быть матерью и буду ею. Потираю виски. Уже вечереет. Я сижу перед камином в гостиной у Кейт с кошкой Люси на коленях и разговариваю по телефону:

– Вы свяжетесь в Париже с кем-нибудь, кто сможет помочь? Отлично. Пусть этот человек наведет справки в иммиграционной службе и американском посольстве. Большое вам спасибо, мистер Бауэр.

Нажав отбой, я откидываю голову на диванную подушку.

– Эй!

Люси спрыгивает с моих колен, я оборачиваюсь и вижу Кейт. Она в прихожей, разувается. Интересно, давно она пришла?

– С кем ты разговаривала? – спрашивает сестра, разматывая шарф.

– Ни с кем, – отвечаю я, выпрямившись и чувствуя, как вспыхивают щеки.

Кейт подходит ближе, пристально глядя мне в глаза. Не выдержав, качаю головой и признаюсь:

– С Брюсом Бауэром. Это частный детектив, который помогает мне искать Кристен.

Сестра плюхается на диван рядом со мной:

– Ох, когда же ты это прекратишь, Рик?

– Не могу остановиться, пока не получу доказательств. Бауэр по-прежнему не может установить местонахождение отправителя, но к расследованию уже подключилась комиссия по безопасности перевозок. Через пару месяцев будет результат.

– И тогда ты поверишь? Смиришься?

Смириться? Разве к этому призывает меня «чудо»? Разве я должна расстаться с надеждой?

– Энни мне позвонила, спасибо тебе, – говорю я, моргая, чтобы не заплакать. – Письма не от нее. Она о них даже не знала. Тоже думает, что они от Кристен.

Кейт роняет голову и трет пальцами виски:

– Рик, послушай меня: Энни в отчаянии и не остановится ни перед чем. Чтобы заставить тебя измениться, она готова даже писать тебе письма от имени сестры.

– Энни лгать не станет.

– Станет, если верит, что таким образом помогает тебе. – Кейт покусывает губу. Ей явно хочется сказать что-то еще. – Энни думает, ты к ней не прислушаешься, если будешь знать, что она – это она.

Ночью я сижу в постели перед включенным ноутбуком и прокручиваю в памяти разговор с Кейт. Неужели она права? Неужели Энни действительно думает, что значит для меня меньше, чем Кристен? Когда мы говорили по телефону, дочка ведь, кажется, не сказала прямым текстом: «Письма прислала не я».

Открыв последнее сообщение от «чуда», нажимаю «ответить». На этот раз я пишу так, будто чувства в чистом виде струятся прямо с кончиков моих пальцев. Если Кейт права и за «чудо» выдает себя Энни, она прочтет эти слова. Мои звонки она заблокировала, но я все равно хочу выразить свою любовь к ней, убедить ее в том, что она значит для меня ничуть не меньше Кристен.

Приписав в конце: «Люблю тебя, как киска сливок миску. Все, что бы я ни делала, я делаю для тебя», отправляю сообщение и собираюсь закрыть почтовый ящик, но вдруг вижу новое письмо от Тома Барретта. Да! Я радуюсь, как голодная нищенка, которая нашла корку хлеба. Это, может, и не самая сытная пища, но, если не считать анонимных сообщений, переписка с профессором – моя единственная связь с дочерью.

Перечитываю письмо. Оно одновременно огорчило и рассмешило меня. Бедняжка Энни! Она, конечно, пыталась угодить Тому. А ему тоже не позавидуешь. С Энни бывает нелегко. Она очень чувствительна. Это и самое большое ее достоинство, и самый большой недостаток. Если бы в такой ситуации оказалась Кристен, она, вместо того чтобы обижаться, посмеялась бы над своим промахом и ответила бы какой-нибудь шуткой. Например: «Вы правы! С сегодняшнего дня пользуюсь только микроволновкой. Вы какие стейки предпочитаете: со вкусом тефлона, резины или картона?» Надо успокоить парня.

«Это потому, – думаю я, – что у нее нет нашего фамильного гена злопамятности. Кристен всегда побаивалась деда, а Энни по какой-то неведомой причине его обожает. Может, и меня она когда-нибудь простит?»