– Можно мне? – спросил он, прежде чем потянуться за книгой.

Она гудела под его пальцами, нашептывала что-то коже, прямо как якори, цитадель и Разалас. Внутри циркулировала собственная система энергий, небольшая, но сложная. Едва прикоснувшись к ней, юноша понял, что внутри кроется больше, чем заметно глазу. Шевельнув пальцами, он пробудил страницу, и символы на ней изменились.

– Что ты сделал? – требовательно спросил Ферал, по-хозяйски потянувшись за книгой.

Лазло вернул ее, но попытался объяснить:

– В ней спрятано нечто большее, чем можно увидеть. Смотри. – Он снова пробудил пальцем страницу, и руноподобные гравюры растаяли, уступая место новым. – Каждый лист помнит большой объем информации.

– Какой?

На этот вопрос Лазло не мог ответить. Он самостоятельно расшифровал язык Плача, но на это ушли годы, да и у него имелись торговые манифесты в качестве основы. Мысль о переводе божьего языка была просто грандиозной. Когда он убрал пальцы, на странице застыла диаграмма.

– Что это? – поинтересовалась Сарай, склонив над ней голову.

Листок делился на узкие вертикальные столбики, каждый из которых был подписан непостижимыми надписями.

– Похоже на ряд книг на полке, – сказал Лазло, поскольку руны шли боком, как названия на корешках.

– Скорее, на ряд тарелок на сушилке, – прокомментировала Сарай, поскольку в отличие от корешков книг каждая руна сужалась, как диск, до точек вверху и внизу.

Действуя по наитию, Лазло коснулся страницы и изменил ее – металл ожил, символы волнами перекатились по поверхности. Все очарованно наблюдали. Что бы ни представляли вертикальные отметки, им не было конца: десятки, и каждая подписана угловатыми буквами Мезартима.

Более заинтригованный ими, чем когда-либо, Ферал пояснил, что нашел книгу здесь, в покоях Скатиса.

– Я всегда думал, что в ней должны храниться ответы. Откуда взялся Мезартим и почему.

– И что они сделали с остальными, – тихо добавила Спэрроу.

Какую бы загадку ни представляла диаграмма, при этом упоминании она растаяла.

Всю свою жизнь в цитадели они задавались вопросом об остальных – не тех двух десятках божьих отпрысков, истребленных во время Резни, а тех, кто исчез до этого.

– Другие дети, – сказал Лазло, глядя на их мрачные лица.

– Ты знаешь о них? – спросил Ферал.

Знал. Лазло подумал о Сухейле и всех других женщинах, родивших в цитадели и потерявших воспоминания в чреве Леты перед возвращением домой. За последние дни Плач открыл перед ним свою темную историю, и тогда возник вопрос: почему боги вступали в интимные отношения с людьми? Вступали в интимные отношения. Его челюсти сжались, и он выбросил эту никчемную фразу из своей головы. Почему боги насиловали людей и заставляли их вынашивать или становиться донорами для своих «божьих отпрысков»? Лазло не сомневался, что само изнасилование было не целью, а средством – целью были дети. Все происходило по какой-то системе. У них даже имелись ясли.

Поэтому следующий вопрос: зачем? И что они с ними делали? Что они делали со всеми этими детьми?

– Вы понятия не имеете, зачем это было нужно? – спросил он.

– Мы знаем только то, что их забирали, как только проявлялся дар, – объяснила Сарай. – Их забирала Корако. Богиня тайн.

– Корако, – повторил Лазло. – Но вы не знаете, куда она их забирала?

Все покачали головами.

– Вдруг ты один из них? – спросила Спэрроу, посмотрев на Лазло.

– Старшая Эллен думает так, – вспомнила Сарай. Но теперь они не могли спросить у няни, какого мальчика она имела в виду.

Лазло поведал им о своей хрупкой ниточке воспоминаний: крылья на фоне неба, чувство невесомости.

– Белая птица, – сказал он. – Думаю, она отнесла меня в Зосму.

– Привидение? – удивилась Сарай. – Зачем?

Зачем большой орел забрал его отсюда и бросил в истерзанной войной Зосме? Он не имел ни малейшего представления.

– Может, она забирала всех? Всех нас? Вдруг это и есть ответ? Может быть, Привидение разносило младенцев по всему миру?

– Но они не были младенцами, – заметила Сарай. – Большинство даров проявляются в возрасте четырех-пяти лет, если не позже, и вот тогда их забирали.

Это все меняло. Могло ли Привидение переносить богатых отпрысков в таком возрасте? Даже если так, дети наверняка бы это запомнили в отличие от младенцев. А если это правда и мир полнится мужчинами и женщинами, рожденными в парящем металлическом ангеле и унесенными оттуда гигантским белым орлом, который мог испаряться в воздухе… разве об этом не пошли бы легенды?

– Не знаю, – вздохнул Лазло, потирая лицо. Он чувствовал усталость. Как и все остальные. – Кто она? – спросил он. – Птица. Вы знаете? Она принадлежала богам? Была каким-то питомцем или посланником?

– Она? – повторил Ферал. Они никогда не думали приписывать птице какой-либо пол. – Ты постоянно называешь Привидение «ею».

– Эрил-Фейн называл, – вспомнил Лазло. – Будто ее знал.

– Может, он знает что-то, чего не знаем мы, – предположила Руби.

– Уверен, он знает намного больше нас, – съехидничал Ферал.

Сарай согласилась:

– Он прожил тут три года. И изучил богов достаточно, чтобы убить их. Должно быть, он нашел их слабые места, и кто знает, что еще.

– Можно поговорить с ним, – рискнул предложить Лазло.

Поговорить с отцом? Встретиться с отцом? По телу Сарай пробежал волнительный и радостный трепет, но переживания быстро поглотили радость, и на дне души остался только страх. Захочет ли он с ней встретиться? Она невольно посмотрела на Минью. Эти двое неразрывно сплелись в ее разуме, в клубке крови, отмщения и вражды.

Но то, что Сарай увидела на кровати, затмило все мысли об Эрил-Фейне. Она ахнула, и остальные испуганно обернулись в полной уверенности, что Минья проснулась и злобно улыбается за их спинами. Но она не проснулась и не улыбалась.

Она просто стала серой.

* * *

– Она что, умирает? – воскликнула Руби. – Я убила ее?

Поскольку это выглядело так, будто она умирает, а что еще могло спровоцировать смерть, если не снадобье? Минья стала пепельного, каменного оттенка, и только Лазло понял, что происходит. Он не мешкал, просто подхватил девочку на руки и положил прямо на пол.

– Что ты делаешь? – требовательно спросил Ферал.

– Все нормально. С ней все будет хорошо. Смотрите.

Лазло по очереди взял ее маленькие ручки, разжал пальцы и прижал ладони к полу. Ее ноги тоже касались металла, и вскоре стало очевидно: голубой цвет возвращался.

Сарай сделала глубокий вдох. Смерть Миньи подразумевала ее собственную, и на секунду она поверила, что это случится. Минья выглядела такой нездоровой, но теперь она была в полном порядке, приобретая голубой оттенок с каждой секундой, и по-прежнему мирно посапывала.