но расширились, чтобы покрыть, кроме податей, все другие формы королевского налогообложения. Специфическое требование городов в этих кортесах состояло в том, чтобы «никакие магнаты, infanzones (испанские дворяне, идальго с ограниченными привилегиями), кабальеро, церковники и евреи» не были допущены к откупу налогов или сбору servicios (налогов), monedas (платежей) или diezmos de puertos (пошлин на перевозимые товары), или любых податей, которые могут быть потребованы королём когда-либо в будущем. Аналогичным образом они требовали, чтобы сборы всех этих налогов были осуществлены «с преданностью» королю только такими людьми, как «кабальеро и «добрые люди» городов» и «жителями других мест королевства» и чтобы эти сборщики «вознаграждались за свой труд в форме установленного оклада»[214].

Это условие вновь делает очевидным, что города возражали против откупа на сборы королевских налогов не только евреями, но и аристократами любого ранга, а также церковниками. Их позиция по вопросу сбора налогов была такой же, что и по поводу откупа, за исключением того, что они согласились, чтобы городские кабальеро присоединились к местным «добрым людям» в получении должностей по сбору налогов. Городам, очевидно, было трудно лишить кабальеро права на эту работу, поэтому их на сей раз включили в список кандидатов на эти должности. Будучи гражданами, участвующими в управлении городом, кабальеро представляли собой мост между первым и третьим сословиями — или, скорее, между гражданами и городом. Будучи формально представителями знати, кабальеро, на самом деле, были ближе к бюргерам, которых часто представляли на кортесах в качестве прокурадоров (поверенных) concejos (городских советов). Таким образом, в каком-то смысле кабальеро находились в той же категории, что и «добрые люди», и, как таковые, просили и получили право служить сборщиками налогов в городах. С другой стороны, никаких подобных уступок не было сделано никому из духовенства. Возражения против участия церковников в сборе налогов были категоричными.

Сдаётся, что трудности, с которыми столкнулись аристократы всех рангов в получении королевских контрактов, как на налоговый откуп, так и на сбор налогов (в результате решений кортесов по этому поводу в 1288–1293 гг.), предоставили возможность церковникам получить позиции, в которых было отказано другим. Так как в решении 1293 г. они не были упомянуты в числе запрещённых групп (хотя кортесы 1288 г. запретили откуп «любому»), формулировка образовала, похоже, пробел в законе, который духовенство могло использовать в своих интересах. Поскольку духовенство не было упомянуто среди групп, которым запрещено заниматься откупом или сбором налогов, некоторые церковники были использованы членами других классов, чтобы действовать как их формальные контрагенты в этом деле — почти наверняка за какой-то гарантированный доход или же в качестве партнёров. Но, какой бы ни была причина внезапного появления духовенства на этом поприще, города поспешили ликвидировать эту лазейку в законе и дали понять духовенству, что возражения против этой деятельности духовенства ничуть не слабее, чем те, что против знати. На деле они могли быть ещё сильнее, потому что бюргеры могли подозревать, что моральный авторитет и юридические привилегии церковников-откупщиков могут сделать сопротивление им (в случае злоупотреблений) ещё более сложным, чем при конфликте с аристократами. В любом случае, их возражения против сбора налогов церковниками в высшей степени выразительно показывают, что позиция городов в этом вопросе диктовалась отнюдь не религией.

Не менее резко отрицательное отношение городов к участию в сборе поступлений со стороны духовенства и знати, чем евреев, было, похоже, ещё раз продемонстрировано петициями, поданными городами кортесам в Медина-дель-Кампо (1305 г.). Эти петиции снова повторили требование о том, чтобы евреям было запрещено быть сборщиками, старшими над сборщиками (sobre cogedores) и откупщиками налогов, и поставили условие, что ни магнатам, ни кабальеро, и никаким другим лицам не будет позволено брать сбор податей на откуп[215]. Мы должны заметить, что в этом моменте король видит правоту в причине, представленной авторами петиции, — т. е. этот метод сбора налогов «разорит страну»[216]. Разумеется, такой результат был приписан откупу вне зависимости от личности откупщиков, но тот факт, что магнаты и другие кабальеро были отмечены в этой связи, указывает, похоже, на их скверную репутацию как жестоких и несправедливых откупщиков. Возможно, это высказывание было вызвано бесчеловечностью, проявленной определёнными аристократами при сборе ими налогов; в любом случае ясно, что города требовали на этих кортесах то, что требовали на предыдущих, то есть полного запрещения налогового откупа как евреям, так и христианам, и чтобы сбор налогов был доверен людям, которые являются «гражданами и жителями» городов (vecinos et moradores), а кроме того, чтобы эти сборщики были назначены самими городами[217]. Они, безусловно, видели в этих мерах гарантию против частых нарушений их права собственности и незаконной экспроприации плодов их труда или унаследованного имущества.

В свете вышесказанного нетрудно понять, что подразумевалось в ответе короля на петицию, поданную ему по этому поводу на Вальядолидских кортесах 1307 г.

По поводу просьбы, касающейся налогов (pechos), которые они должны дать мне — [то есть] чтобы я отказался дать собирать их [с этого момента и дальше] тем, кто это обычно делает, а также и другим людям не из тех мест [где налоги должны быть собраны], потому что [таким путём] много дурного сделано для страны; и [более того] чтобы я велел собирать налоги городским кабальеро и «добрым людям», которые должны быть людьми состоятельными и могли служить мне и охранять страну от ущерба, я говорю, что я вижу это к добру, чтобы я назначал сборщиков, и чтобы они были богатыми и заслуживающими доверия «добрым людям», и чтобы никакой еврей не был [с этого момента и далее] сборщиком или откупщиком податей[218].

Даже несмотря на то, что только евреи упомянуты среди тех, к кому относится запрещение, нет сомнения в том, что некоторые из этих выражений (те, кто «не из этих мест», и те, кто «обычно собирает налоги» и, как следствие, делает, по мнению городов, «много дурного» для страны) относятся к тем группам, которые были обозначены как прокурадоры в предыдущих петициях. И, конечно, речь идёт об аристократах и церковниках, против чьего участия в сборе налогов города резко возражают. То, что король теперь воздерживается от упоминания этих групп и предпочитает говорить в общих выражениях, должно быть отнесено за счёт его политических соображений — т. е. его желания свести к минимуму упрёки в адрес высшей знати и духовенства, которые в тот момент активно сотрудничали с ним в подготовке войны с Гранадой. Но и позитивная и негативная части его решения — передача сбора налогов только людям из городов и исключение из