в том, что мы уже приказали отдать сказанные поступления на откуп евреям, потому что не нашли других, готовых взять это на себя…, но если какие-нибудь христиане захотят взять это, мы прикажем предоставить это им за гораздо меньшую сумму, чем было отдано евреям[230].

Как и петиция, ответ короля показывает провал бюргерской кампании по этому поводу и полностью демонстрирует безуспешность их планов заменить евреев в откупе на налоги. Действительно, замен не было. На кортесах Торо (1371 г.), где атаки городов на евреев достигли апогея ярости, бюргеры вновь потребовали, чтобы у евреев отняли право откупа[231], но при этом ничего не предложили взамен, чтобы компенсировать королю ожидаемые убытки. Ясно, что города хотели не только убрать евреев из системы откупа, как они заявляли снова и снова, но и упразднить всю систему откупа на налоги, не позволив никому заниматься этим делом, ни евреям, ни неевреям. Они хотели, чтобы сбор налогов осуществлялся только сборщиками, выбранными из их круга. Вне сомнения, города не доверяли никому, кроме своих горожан — будь то еврей и нееврей; это было проявлением самозащиты от неправомочной эксплуатации своих граждан людьми со стороны. Но, кроме этого, ясно и то, что города старались обеспечить для себя — или, точнее, для своих богатых и ведущих граждан — доходы от сбора налогов. Как бы рьяно ни стремились города наложить лапу на любой источник дохода, который могло предоставить государство, ещё более рьяно они стремились держать под своим контролем те источники, которые, как они считали, принадлежали им по праву. Несмотря на предоставленные королю аргументы о заботе об «интересах короны» не меньшей, чем о «земле», которую они жаждали защищать, — совершенно очевидно то, что больше всего их волновали собственные экономические интересы. Их мысль заключалась в том, что те, кто платит налоги, имеют право на часть доходов от них.

Это ощущение, должны мы добавить, постоянно усиливалось их стремлением к независимости, сильнейшим желанием управлять своими делами и отчаянным сопротивлением стороннему вмешательству — то есть тому, чтобы люди со стороны командовали ими, следили у них за порядком, определяли их права на их же собственность и, таким образом, осуществляли диктат над их экономическими судьбами, а на самом деле, контролировали их жизнь. Надо понять, что «чужаками» в городе считали всех тех, кто не являлся членом их корпоративной общины, даже если они и жили в стенах этого города. Соответственно, понятие «чужак» применялось к любому, кто не был юридически связан решениями города. В том, что касается налогов, бюргеры боролись против контроля «чужаков» над их капиталом и имуществом и «чуждыми» их экономической жизни обложениями налогами. Получается, что их сопротивление евреям в этой области коренится в тех же интересах и соображениях, которые мотивировали их оппозицию знати и духовенству. Всё же чуждость евреев ощущалась ими ещё больше, поэтому антагонизм подогревался ещё сильнее, по причинам, о которых речь пойдёт ниже. Но и при этом сопротивление городов евреям было неотделимо от их общих целей. Отсюда вытекает, что, по существу, при всех обстоятельствах эта оппозиция носила скорее светский, чем религиозный характер. Она была частью гораздо более широкой, стародавней, многовековой борьбы, которую вели города в Испании, как и везде, за своё экономическое и политическое самоопределение.

IV

В свете вышесказанного может показаться излишним демонстрировать, что обращения городов к королям с требованием запретить евреям доступ ко всем общественным должностям проистекали скорее из социальных, экономических и политических интересов, чем из религиозных. Но так велик был упор, сделанный большинством историков на религии как на основной причине этих обращений, что мы чувствуем необходимость рассмотреть это утверждение со всех возможных точек зрения. В особенности это важно в свете того, что требование городов о лишении евреев права на общественные должности было главным и самым известным постулатом их антиеврейской политики.

Являясь частью имперского законодательства со времён Феодосия II (418-438 гг.), подкреплённые решениями Третьего Толедского (589 г.) и Четвёртого Латеранского (1215 г.) соборов, предложенные меры, запрещавшие евреям занимать общественные должности, находились в полном согласии с установившимся церковным законом. Разумеется, эти меры должны были быть применены более строго против евреев, занимающих высокие посты, чем против мелких чиновников. Но кастильские короли, не обращая внимания на это руководство к действию, продолжали назначать евреев на высшие должности при дворе и в королевской администрации. Основал эту традицию король Альфонсо VI[232] а когда папа Григорий VII нашёл необходимым напомнить королю, что евреи не должны иметь власти над христианами[233], король просто игнорировал папский выговор. Вообще, назначение евреев на высокие посты в государстве и при дворе стало в Кастилии настолько обычной практикой, что следующие папы уже не посылали таких «напоминаний», явно не желая, чтобы к их протестам отнеслись с пренебрежением и чтобы их жалобы оставались вотще, к вящей дискредитации Церкви.

Впервые кастильские города потребовали удалить евреев со всех должностей, а не только из налоговой сферы, во время кортесов Вальядолида в 1295 г., когда король Фернандо IV был несовершеннолетним[234]. Евреи, конечно, были единственной группой, специально отмеченной как непригодная к занятию этих должностей, но два других требования, выдвинутых тогда городами, показывают, что требуемые ими изменения в бюрократическом аппарате касаются не только евреев, но и других. Они хотели не больше не меньше, как удаления из королевского двора фаворитов и чиновников предыдущего монарха, Санчо IV, большинство из которых принадлежало к высшему сословию. Возможное исключение города готовы были сделать только для тех немногих, кого регенты и города сочтут подходящими[235]. Никогда ещё города Кастилии не выдвигали столь дерзкое требование, далекоидущий скрытый смысл которого может быть оценен только в связи с тем засвидетельствованным фактом, что города назначили определённых «добрых людей» выбирать, вместе с регентами, новых кандидатов на должности[236]. Не может быть сомнения в желании городов, чтобы большинство чиновников двора не только были одобрены их «добрыми людьми», но и сами по себе были членами высшего городского класса.

Таким образом, их возражения против службы евреев при дворе не были специфически антиеврейской позицией, но, как и их точка зрения по поводу откупа на налоги, являлись частью гораздо более широкого вопроса, включающего, помимо евреев, знать и духовенство. По существу, это отражало стремление городов отобрать всю центральную администрацию у её королевских управляющих, как евреев, так и неевреев. То была борьба за контроль, за власть и за дополнительные доходы от должности, а вовсе не за религиозные ценности.

На кортесах Вальядолида 1312 г. король Фернандо IV в