* * *

Мадаржун взяла поиск помощников на себя. Она пообещала, что обойдет каждую дверь, соберет всех добровольцев и сама вернется с ними на полуостров. Но решительно запретила ее дожидаться.

– Ступайте, – велела она. – Поезд прибудет с минуты на минуту. Встретимся в особняке, я довезу всех по морю.

Так что они разделились.

Алиса, Беньямин, Лейли и Оливер возглавляли процессию; за ними ковыляли закованные в хитин люди, обычные призраки и духи в криво сидящей коже (эти шли с особой неохотой, до сих пор надеясь, что им не придется расставаться с обновками). На станции не было ни души – лишь открытые стеклянные повозки тихо блестели в лунном свете.

Никто и не подумал идти за билетами.

Алиса с Беньямином по мере сил устроили людей по вагончикам, а затем набились вместе с Оливером, Лейли и ее тачкой в следующий. Убедившись, что мордешор контролирует духов даже на расстоянии, дети закрыли дверцу и приготовились к новому путешествию. На этот раз они не собирались разделяться, несмотря на любую тесноту.

Алиса, как обычно, не теряла времени даром.

Лейли было значительно лучше, но девочка намеревалась продолжать до тех пор, пока не добьется полного выздоровления. К счастью, у нее в запасе было еще полтора часа до особняка. Беньямин с Оливером подняли Лейли из тачки, уложили на обитое плюшем сиденье, и Алиса приступила к работе.

Прогресс становился заметнее с каждой минутой. Алиса уже исцелила руки и ноги мордешора и теперь трудилась над лицом. За последний день золотисто-смуглая кожа Лейли приобрела пепельный оттенок, и Алиса мягко прижимала к ней подушечки пальцев, пока мертвенная серость не отступила совсем. Глаза мордешора были закрыты, но Алиса видела, как быстро они трепещут под веками. Только вполне удовлетворившись цветом щек, она рискнула убрать ладони для краткого отдыха. В конце концов, это был по-настоящему изнурительный труд, и прямо сейчас она задыхалась от усталости – и возбуждения. Было приятно видеть, что ее усилия все-таки окупились; но еще приятнее было встретиться взглядом с Лейли и наконец увидеть, какого цвета у нее глаза на самом деле.

Острое серебро – единственное, которое Алиса и Оливер знали до сих пор, – растворилось бесследно. Теперь на них смотрели теплые янтарные глаза девочки, чье зрение впервые за много лет не затягивала мутная пелена. Лейли до сих пор не вполне понимала, что случилось, но определенно ощущала разницу – а потому выпрямилась на своей скамье и тихо заплакала. Это была невероятная перемена, дар, который она не была готова принять. Девочка взглянула на свои руки, которые больше не дрожали, на ноги, которые больше не болели, – и с рыданиями бросилась в объятия Алисы.

* * *

К тому времени, как они добрались до особняка, Лейли совсем окрепла. Она была благодарна за исцеление, но не могла отделаться от тупой боли в животе, которая навещала ее при каждой мысли о четырех потерянных жизнях. Алиса была уверена, что рано или поздно мордешор научится улыбаться вновь, но сейчас она просто не готова была радоваться. Впереди по-прежнему ждала гора работы – и бог знает какие последствия вчерашнего легкомыслия.

А потому Лейли с пугающей жесткостью настроилась на омовение оставшихся мертвецов, тяжело выпрыгнула из стеклянной кабинки, вихрем пронеслась через станцию и побежала к дому – сильная и неутомимая, как когда-то прежде.

Ее полу-живая, полу-мертвая свита следовала за девочкой по пятам.

* * *

Лейли ни секунды не сомневалась и не медлила.

Даже не заглядывая в дом, она сразу бросилась во двор и начала готовить ванну. Духам, успевшим обзавестись кожей, потребовалось чуть больше убеждения, но в конце концов они тоже признали, что совершили ужасную ошибку. И слава богу – потому что их предстояло проводить первыми. Лейли быстро отделила четырнадцать тел от груды в сарае и принялась за работу.

Это была очень, очень долгая ночь.

Они драили трупы, пока у них не закровоточили пальцы, а веки смерзлись так, что перестали опускаться. Они драили трупы, пока не лишились дара речи – и чуть было не лишились сознания. Они драили трупы, пока мама Беньямина не приковыляла в особняк разочарованная и изможденная – и, что самое печальное, в полном одиночестве (боюсь, никто не захотел помогать мордешору). Но и тогда Лейли отказалась присесть. Она трудилась, прямая и несгибаемая, а ее ногти обламывались один за другим. Едва очередное тело отправлялось в Запределье, связанный с ним дух стыдливо вышагивал из краденой кожи и оставлял ее лежать на снегу. В тот же миг членистоногие друзья Беньямина покидали свой человеческий корабль и позволяли телу воссоединиться с оболочкой. Лейли не опускала рук, пока все четырнадцать жертв не вернули себе кожу, – однако не замедлилась и после этого.

Алиса боялась, что мордешор так вовремя восстановилась, только чтобы снова разрушить себя до основания. И хотя друзья умоляли ее прекратить, притормозить, сделать перерыв, прежде чем она опять свалится без сил, – Лейли не позволяла сбить себя с курса, не слушала никаких доводов и молча думала, что лучше умрет, чем когда-нибудь вновь ощутит на своих плечах эту ношу и эту скорбь. Поэтому она оставалась на посту и продолжала трудиться бок о бок с друзьями – а порой и одна, – пока все тела до последнего не были омыты и отправлены в ночь, из которой не возвращаются.

* * *

Только тогда, дорогие друзья, Лейли Лейла Фенжун наконец упала.

Стояло зябкое золотое утро. Между влажных ветвей разгорались прямоугольники света, стволы деревьев мокли в холодном тумане. Солнце тянуло лучи к булавочным головкам росы, округлые холмы дремали под одеялами снега. Одну замедленную секунду все вокруг казалось новым и нетронутым; ужасы прошлого вечера ненадолго забылись. Это было то невероятное время между сном и явью, когда усталость заглушает страхи, а обязанности терпеливо ждут за дверью. Лейли не хотелось нарушать столь редкий покой, но звуки и чувства все настойчивее вторгались в ее сознание, пока она наконец не припомнила, что уснула вчера в снегу.

Как ни странно, девочка ощущала лишь теплую тяжесть – будто кто-то во сне набросил на нее плащ. Неохотно разлепив глаза, она поняла, что укрыта не одеялами, а жуками, которые сплошной броней облепили беззащитную перед морозом кожу. Картина была довольно отталкивающей, но Лейли все равно не смогла удержаться от улыбки. (Алиса клянется, что на самом деле та рассмеялась в голос – именно этот звук ее и разбудил, – но Лейли все упорно отрицает.)

Впрочем, неважно. Хотя мордешора и беспокоил неоднозначный исход прошлой ночи, она впервые за много лет освободилась от бремени своих трупов – и теперь чувствовала себя так, словно сбросила старую кожу. В голове царила благословенная легкость. Смахнув остатки сна, Лейли вдобавок ощутила непривычную силу в руках и ногах, после чего позволила себе – всего на секундочку – испытать счастье. Да, вчерашний вечер выдался ужасным, но он закончился. Они спасли столько невинных жизней, сколько смогли, и отправили всех задержавшихся духов в Запределье.