– Крабы идут. Крабы идут.

Я проносилась во весь опор мимо других детей, совершенно уверенная, что они тоже закричат и побегут.

Нацелив светящуюся палочку в беззвездное небо, я начала писать ею по небосводу. Написала имя Ричарда, еще раз и еще. Я старательно рисовала круглую «Р» и добавляла к «Д» росчерк.

Обернувшись к баку и взмахнув волшебной палочкой над головой, я приказала:

– Любимый, вернись! – и медленно прижала палочку к сердцу. Обернувшись к правому борту, повторила приказ: – Вернись ко мне. – Почувствовав крепчающий ветер на левой щеке, я сверилась с компасом и подправила курс на градус. Разворачиваясь к корме, я проговорила звучно: – Ричард, пусть твой дух вернется ко мне. – Изящно повернувшись к левому борту, я вытянула правую руку во всю длину и, медленно поднося палочку к груди, принялась повторять свою мантру: – Вернись ко мне.

Покончив с этими манипуляциями, я устроила светящуюся палочку на нактоузе и подправила штурвал на пару градусов. Чувствуя себя всесильной, я выдала приказ:

– Принеси мне молочный коктейль. Но только из «Баскин-Роббинс», номер тридцать один, обязательно с мятой и шоколадной крошкой. – У меня потекли слюнки, и наваждение рассеялось. – Боже мой, чего бы я не отдала сейчас за молочный коктейль!

– Прекрати. Не будь смешной. Ты же прекрасно знаешь, что не можешь получить коктейль.

– А ты что, никогда не мечтал о коктейле?

– Мечтал, конечно. Но эти фантазии бессмысленны.

– Наверное, у тебя нет воображения.

– Наверное, мне не нравится лишний раз терзаться тоской по неосуществимому.

Я уже знала, что у Голоса нет чувства юмора. Я изобразила, что пью молочный коктейль с мятой и шоколадной крошкой.

– Мм. Боже, как вкусно. Мм. Не могу передать, какой освежающий вкус у мяты.

– Прохладный?

– Очень.

Голос неуверенно произнес:

– Можно попробовать?

– Извини, уже все кончилось, – сказала я, выбрасывая за борт воображаемый стаканчик.

– Эх…

– В следующий раз обязательно насладись фантазией.

Следующие несколько дней ветер был переменный. Я кляла за это дьявола.

– Не впускай дьявола в свои мысли, Тами, – предостерег Голос.

– Почему? Ты что, боишься дьявола?

– Только дураки не боятся дьявола.

Меня пробрал холод.

– А о чем мне думать?

– Думай о своей конечной цели.

В день тридцать восьмой, когда солнце засияло в небесах, я больше не смогла лежать под одеялом – жара была невыносимая. Почти всю ночь я бодрствовала, держа штурвал и размышляя о конечной цели своего пути. Если бы можно было поваляться подольше, позавтракать в постели. Я села и потянулась. Направляясь на бак, чтобы проверить такелаж, я огляделась по сторонам и вдруг застыла как вкопанная.

– Ведь этого не может быть – или может? – Я сощурила глаза, приглядываясь. – Похоже на то!

На горизонте я увидела какой-то одиночный объект, похожий на облако. При первом свете утра мне показалось, что это низко нависшие кучевые облака собираются на горизонте. К полудню сгусток прямо по курсу приобрел цвет гранита. Неужели Гавайи? Я пошла обратно к штурвалу и где-то час держала на постепенно увеличивавшуюся массу предполагаемой суши, боясь поверить, что это земля, и боясь поверить, что это не она. Сердце колотилось ровно и тяжело от нарастающего предвкушения. Наконец я решилась поверить, что это terra firma – я вижу перед собой землю, отрицать невозможно, это не может быть ничем другим, только островом. Гавайи оказались точно там, где я ожидала их увидеть. Меня окатило волной облегчения. Навалилась слабость, я уронила голову на руки и расплакалась.

Довольно быстро я успокоилась, и волнение сменил благоговейный трепет. Интересно, предчувствие какой встречи заставляет меня трепетать сильнее? Встречи с землей? С людьми? С домом? Или же встречи с реальной жизнью, ожидавшей меня там? Да, там меня ждет все, что я мечтала увидеть вновь. Ну, почти все… Внезапно я снова разволновалась, вскочила на ноги и прокричала:

– ЗЕМЛЯ! ЗЕМЛЯ!

А потом исполнила боевой танец, быстро, впрочем, выдохшись.

– Это надо отпраздновать. Пиво! Мое последнее пиво, то самое, которое я хранила для этого момента. И еще сигара. Э-ГЕ-ГЕЙ!

Спустившись в каюту, я нашла пиво и сигару. На палубе забралась на гик, раскурила сигару и открыла бутылку.

– Господи, я так волнуюсь. И так благодарна. Я очень благодарна. Спасибо тебе. Маурууру. Спасибо. Аминь. – Я не испытывала благодарности ни за что уже больше месяца, ну, разве только за питьевую воду, сигары, пиво и лосьон. Было приятно вдруг ощутить такое волнение, такое воодушевление.

– Я знаю, что мама приедет и заберет меня. Родители помогут мне разобраться со всем этим.

Но только что они на самом деле могут, подумала я. Подержать за руку? Мне самой придется все организовывать, сообщать о случившемся, пытаться объяснить, как все произошло – почему так произошло. Мой позитивный настрой улетучился.

– Что я скажу родным Ричарда? – Меня стиснул страх. – Как я им скажу? – Я невольно помотала головой. – Как же я смогу рассказать кому-нибудь о Ричарде? – Меня душили эмоции.

– А Кромптоны и их прекрасное судно. – «Хазана», бедная «Хазана». «Хазана», спасшая мне жизнь. Кромптоны тоже будут в отчаянии.

– Мне так жаль, – произнесла я на пробу, и мне стало еще тоскливее. – Мы сделали все, что смогли. – Им придется поверить мне на слово. Слезы катились у меня по лицу. – Я тоже сделала все, что было в моих силах, честное слово. – Последний глоток горячего пива заглушил очередное рыдание.

– Господи, что обо мне подумают люди? Посмотрите на меня – я жертва кораблекрушения. Я так исхудала, а мои волосы, у меня были такие красивые волосы. Если хоть один человек посмотрит на меня с недоверием, я сломаюсь. Я и так еле-еле держусь. Боже, я так боюсь.

Меня вдруг замутило. Я боялась снова увидеть людей, снова стать частью общества. Что же это творится? Неужели я привыкла к своему одиночному заключению? Неужели хочу остаться здесь навсегда, дрейфуя в забвение? Может быть, так будет легче, чем объяснять, как получилось, что я осталась жива, а Ричарда затянуло в пучину. Его родители будут жалеть, что у штурвала стояла не я. Мои родители, как ни печально, будут рады, что там стояла не я. Поймет ли кто-нибудь, насколько было бы лучше, если бы погибли мы оба?

– Опять ты за старое. Тебе НЕ суждено было погибнуть. Сколько еще раз повторять, что время Ричарда истекло, а твое – нет. Просто поверь, все будут рады тому, что ты дома и в безопасности.

Голос был как теплое одеяло, наброшенное мне на плечи. Мне хотелось поверить Голосу, мне необходимо было поверить Голосу.