– Так! – сказал Звягинцев твёрдо и строго, словнообращаясь к нерадивым студентам. – А ну-ка, пошли вон!

«Ага, щас». Мохнатые бандиты продолжали надвигаться, безбольшой спешки, но с молчаливой неотвратимостью. Кто был их мишенью –незадачливый лыжник или маленький пёсик у него под ногами? Кнопик, надо отдатьему должное, не бросился наутёк, не покинул хозяина. Зря ли его предками былиникого и ничего не боявшиеся терьеры! Он как мог ощетинился и зарычал. Подобныхбоевых песен в его исполнении профессор ещё не слыхал. Дескать, погибаю, но несдаюсь!

Запоздало сообразив, что вот-вот придётся переходить к самымнастоящим боевым действиям, Лев Поликарпович начал поднимать перед собой лыжнуюпалку. Палка у него была бамбуковая, такая же древняя, как и лыжи. Оружиерейха, прости Господи. Интересно, надолго ли его хватит? На один удар? Или надва? И удастся ли вообще этот удар нанести?

«А вот прямо сейчас мы это и выясним…»

К полному и окончательному изумлению Звягинцева,одновременно с его движением стая заметно поскучнела, нахальное и вызывающеевыражение морд прямо на глазах сменилось этаким «а мы что, а мы ничего, мы простомимо бежали…». Поступательное движение резко замедлилось, носы опустились кземле, где явно обнаружилась масса очень привлекательных запахов. Не подлежалоникакому сомнению, что ещё через минуту у собак появятся безотлагательные дела,причём подальше отсюда.

Сперва Лев Поликарпович готов был самонадеянно приписатьнеожиданную перемену в их настроении своему грозному «так!». Потом всё жезаметил, что взгляды, изредка бросаемые собаками в его сторону, были направленыне на него. Стая косилась и робела при виде чего-то, находившегося у него заспиной.

Кнопик и Лев Поликарпович обернулись, кажется, разом…Зрелище, представшее их глазам, было весьма далеко от обыденности. Назасыпанной снегом болотной кочке неподвижно стоял пёс, по сравнению с которымбродяжки вмиг стали именно тем, чем и являлись в действительности, –подзаборными шавками. Громадный кобель даже не потрудился приподнять шерсть назагривке, чтобы выглядеть ещё страшнее и больше, он в этом не нуждался. Он итак кому угодно мог устроить временный паралич, именуемый в народе кондратием.Пожалуй, Лев Поликарпович видывал и более рослых собак, например догов, ношироченная грудь, перехваченная голубой шлейкой, делала кобеля чуть ли неквадратным, а челюстям позавидовал бы иной крокодил. В настоящий момент этичелюсти оставались сомкнуты, но взгляд был очень пристальный, висячие уши –насторожённо приподняты, а косой солнечный свет вырисовывал под короткойгладкой шёрсткой напряжённые бугры мышц.

Его можно было ваять в граните и бронзе и устанавливать впарке на постамент. С надписью «Благородный заступник»…

Ротвейлер был явно нечистопородный, но – из тех метисов,имея которых не надо и породистых. Не подлежало сомнению, что стая, с которойсобирались насмерть сражаться Лев Поликарпович и Кнопик, этому бойцу была бы,что называется, на один левый клык. Примерно как Ивану Скудину – какая-нибудьуличная шпана.

Вспомнив о супостатах, профессор торопливо повернулсяобратно… Возле камышей было пусто. Четвероногие гопники слиняли, смылись, свинтили,некультурно выражаясь – сдристнули! «Счастливый путь…» Звягинцев сновапосмотрел на неожиданного спасителя и только теперь заметил у него за спиной –вот уж воистину за спиной! – стоявшую на лыжах хозяйку.

Начиная приходить в себя, Лев Поликарпович опустил палку иоткрыл рот для прочувствованной благодарности, но девушка опередила его.

– Не бойтесь, вам ничто не грозит, мы очень культурные…

И профессор увидел, что неустрашимый Кнопик, виляя хвостом,уже направлялся знакомиться с великаном. Чем могло кончиться знакомствомаленького «двор-терьера» с кобелём подобных размеров, Звягинцев слишком хорошознал, но перехватывать или отзывать Кнопика было поздно. Собака Баскервилейвеличественно шагнула навстречу.

Задира Кнопик, неоднократно и с немалым для себя рискомдерзивший всё тому же пресловутому Боне, радостно и охотно позволил могучемуспасителю нависнуть над своей холкой («Да, да, ты главный, базара нет…») и былмилостиво обнюхан. Подошедший Звягинцев стащил с руки варежку, чтобы предъявитькобелю развёрнутую ладонь. Влажное прикосновение вовсе не показалось емунеприятным.

– Мы воспитанные, мы мирных граждан не трогаем, –запоздало уведомила хозяйка.

Кнопик всё это время крутился позади нового друга, желая,как положено по ритуалу, внимательно изучить его охвостье, но для этого емупотребовалось бы подставлять стремянку. Дождавшись, чтобы кобелище отвернулся кхозяйке, Лев Поликарпович подхватил маленького питомца – и сунул его носомпоближе к области повышенного интереса. Чейз (вы ведь наверняка догадались,читатель, что это был именно он!) едва покосился, вильнув обрубком хвоста, аРита расхохоталась.

– Девушка, как вас благодарить? – сказалЗвягинцев. – Вы сами не на машине? А то вон моя стоит, давайте в городподброшу…

Наконец бешеное движение замедлилось. Женя Корнецкаяотважилась слегка приоткрыть глаза (до той минуты плотно зажмуренные от ужаса)и увидела свет в конце туннеля. Правду сказать, темно в туннеле и так не было.Он тёк, мерцал и переливался всеми цветами радуги, но этот свет – мягкий,зеленоватый – явно означал нечто иное. И действительно, тошнотворное ощущениеполёта в недрах мчащегося смерча начало сменяться плавным парением. Её какбудто выталкивало на периферию воронки; кажется, вихрь намеревался «обронить» живуюигрушку… Вот тут Жене испугаться бы заново, да как следует, но, видно, естьпредел ощущению ужаса, который может испытывать человек. В какой-то моментбояться попросту устаёшь, всё сменяется равнодушием. Так что Женя простозажмурилась, крепко стиснула зубы, «сгруппировалась», как когда-то учили нафизкультуре, и…

…И в итоге не уловила момента расставания с радужнойворонкой. Лица коснулось дуновение лёгкого ветерка – весьма мало общего спредзимней ленинградской, то бишь петербургской, погодкой, – и почти сразуЖеня бултыхнулась в воду. Тоже имевшую весьма мало общего с лужами и болотцами,имеющими место в окрестностях аэропорта «Пулково», где неведомая напастьнакрыла снижавшийся самолёт. Женя свалилась в тёплую, крепко солёную, абсолютнокурортную морскую воду. Глаза немедленно раскрылись, она тотчас вынырнула ипринялась отплёвываться, глотая йодистый воздух с такой жадностью, словновыскочила Бог знает с какой глубины. Кое-как отдышавшись, она сталаоглядываться.

Ярко светило ласковое южное солнышко, стоявшее, как ейпоказалось, точно в зените. «Вот это да… нас что, террористы в Турциюзавернули? И когда только успели?..» Всё действительно произошло в считаныесекунды. Радужная вспышка за иллюминатором… ощущение бездумной в своей мощиокеанской волны, подхватившей, чтобы сокрушить… разлетающиеся обломки…сумасшедшие, полные ужаса глаза стюардессы… и потом почти сразу вот это. Какие,к бесу, террористы?.. Тем не менее сколько-нибудь приличные объяснения неторопились приходить на ум. Объективная же реальность оставалась прежней.Мокрой. Бездонной. И, насколько можно было судить, – вполне бескрайней.